Абелевы конюшни

Деcятый рассказ из цикла «Эфирный мир».

Предисловие автора

«Эпоха мифов»
01 — Мятежный демон
02 — Стражи Демониона
03 — Цена перемен
04 — Безумие Авиона
05 — Вечная ночь
06 — Восход Сверхновой
07 — Последний шаг перед рассветом
08 — Та, которая странствует

«Эпоха познания»
09 — EE-11-AQ
10 – Абелевы конюшни

Никаких особых надежд на осмотр каюты Грампус не возлагал. Зачем надеяться, если его гипотеза верна с девяносто девяти процентной вероятностью. Он уже поговорил с коллегами, уже изучил все отчеты, и его воображении уже укоренился детальный вид помещения. Осталось последнее: проверить гипотезу экспериментом. Вероятность вероятностью, а когда имеешь дело с реальным миром, нужно опираться на факты, а не догадки.

Перед входной дверью стоял циркулем большой знак. Табличка, венчавшая знак на уровне плеч, гласила: “Каюта Элефаса Фалконери. Помещение под следствием. Не входить”. Предлагалось не входить настолько, что конструкция, распертая на обе свои ноги, была даже привинчена к полу. Перегораживал дорогу знак хорошо, и мимо него никак нельзя было просочиться. Математик с некоторым замешательством задумался, что же ему делать. Он оказался не готов к тому, что ему будут препятствовать гигантские циркули.

– Фиорд, – сказал он вслух, хотя никого рядом не было. – Мне нужна ваша помощь с этим.

Пару секунд спустя болты в ножках знака пришли во вращение. Поскрипывая, они за три оборота приподнялись на пару сантиметров и так замерли.

– Спасибо, Фиорд.

Отодвинув знак и утопив слайд-дверь в косяке, Грампус шагнул внутрь. Световые панели зажглись тотчас, объявив его взору небольшую комнату-гостиную. Определенно, вкус Элефаса Фалконери сформировался под влиянием земного офисного минимализма. Непримечательные кожаные кресла обнимали с двух сторон еще еще более непримечательный столик. Дальнюю стену образовывал компактный кухонный гарнитур, весь вылизанный до блеска и даже, возможно, ни разу не использованный. В прозрачном холодильнике стояли бутылки с напитками, заваленные аккуратными кубиками льда, – но и это выглядело по-бутафорски. Голые стены только усиливали это впечатление, как и общая пластиково-бежевая расцветка с небольшим случайным градиентом. Словом, гостиная была формальностью, а Элефас, очевидно, проводил время в соседней спальне.

Оглядывая спальню, математик припомнил шифро-отчет Дайны о вскрытии каюты. Из него следовало, что стиль жизни этого ученого был подчинен только одному: высокой продуктивности в работе. Сдвинутые буквой π в центре обширный стол-бумеранг, кровать и офисное кресло намекали на идею экономии движения. Вот кровать, вот кресло, и достаточно было пересесть из одного в другое, чтобы сразу оказаться на рабочем месте или на месте отдыха. Не нужно было ходить по комнате, пусть даже если это всего лишь десятка два шагов.

Кресло вращалось и давало доступ ко всей поверхности стола. Можно было дотянутся и до двух секций с ящиками по три. Угловая часть бумеранга была отдана рабочему пространству. Главным экспонатом здесь был ноутбук, сейчас безжизненный и пыльный. Над ним возвышался гибкий настольный светильник, оставленный включенным на период расследования. Ноутбук сзади подпирала стена из книг, все были по физике эфира. Рядом возлежала нетронутая пачка белой бумаги, все еще перетянутая девственной лентой. Ручек или карандашей не наблюдалось, равно и каких-либо черновиков или иных атрибутов письма.

И хотя расстановку мебели можно было объяснить легкой причудой, предметы на левом крыле стола подтверждали маниакальное желание Элефаса Фалконери экономить время. Здесь была организована быстрая кухонька, дизайн которой в стандартных комплектациях офисов не предусматривался. Несмотря на то, что в соседней комнате можно было утолить жажду или голод, а в общих столовых так и вовсе насладиться разнообразными блюдами, Фалконери предпочел иметь под рукой набор полуфабрикатной еды. Хранились брикеты в холодильнике над столешницей, и там же была встроена универсальная камера для готовки. Под столешницей же логично скрывался контейнер для отходов.

Составитель отчета не видел, как подобная экономия на временных спичках могла бы помочь Элефасу Фалконери в его одержимости работой. Не видел этого и Грампус Грисеус, поэтому он и был уверен в правильности своей гипотезы. Он протоптался по мягкому ворсистому ковру назад и вперед, вышел из мебельного окружения, обошел стол с внешней стороны. Ковер здесь выпирал из-под стола на пару шагов. В свете лампы он был глубоко бордового цвета, почти коричневого, который даже местами градиентировал в черный. Было сложно заметить границу между оттенками, если не знать, что искать. Грампус знал. Отвернув большой кусок ковра, он увидел совершенно четкую окружную прогалину в материале пола, которая повторяла более темные участки сверху. Предположительно круглое пятно вмещало, насколько можно было судить, всю мебельную инсталляцию разом.

Грампус посмотрел наверх и увидел ряды диодных ламп. Кажется, их даже никогда не включали, но интересовало его не это. Он оценил радиус пятна и заключил, что высота потолка больше, а это значило, что временной пузырь, а точнее, его верхняя полусфера, хорошо помещалась в комнате. Нижняя полусфера уходила в пол, где, должно быть, вторгалась в породу астероида и там терялась. Можно было бы выяснить, просто попросив Фиорда, но Грампус и так понимал, что свидетельств достаточно. Оставалось, однако, провести последний следственный эксперимент, который, впрочем, мог оказаться опасным.

– Фиорд, – сказал математик. – Мне нужна ваша страховка, прямо здесь.

Он достал из кармана пластиковый параллелепипед, почти равный его футляру из-под очков. Гипотеза состояла в том, что этот прибор, имеющий лишь только один утопленный тумблер, служил Элефасу Фалконери для определенных целей. Грампус обнаружил его случайно, и не обнаружил бы, если бы решил скрасить посвятить несколько вечеров досугу, а не тщательному копанию в данных. Датчики, расставленные по станции, предназначались вовсе не для того, чтобы следить за персоналом, однако они сыграли важную роль в расследовании Грампуса. Вот и сейчас: когда бы господин Фалконери ни садился за стол, в данных происходил странный провал, предваряемый едва различимым, но четким щелчком. Ни гудения холодильника, ни поскрипывания кресла, ни самого Элефаса Фалконери больше не просматривалось.  Некоторое время после все шумы появлялись разом, уже без щелчка. Понимая смысл подобного явления, Грампус проверил еще раз данные в момент смерти Элефаса, когда произошел взрыв на станции Эпсилон-2. И действительно: ровно тот же щелчок предшествовал самому взрыву. Объяснение тайным способностям господина Фалконери было найдено, осталось только найти то, что щелкало. Грампус попросил Фиорда еще раз прочесать космическое пространство вокруг эпицентра, и после продолжительных поисков они нашли это устройство.

Фиорд не заставил себя ждать. Когда он вошел, Грампус как раз прикидывал, где должен был размещаться прибор.  Сама окружность пятна подсказывала, что Элефас Фалконери устанавливал его на полу позади кресла, в геометрическом центре мебельной инсталляции. Там Грампус и разместил прибор, повернув его тумблером кверху.

– Мы не знаем, какой будет эффект, – сказал Фиорд. – Мне не удается понять принцип действия. И прибор побывал в вакууме, это могло его повредить. Я по-прежнему рекомендую проводить испытания в лаборатории.

– Если он взорвется, или еще что-то такое сделает, вы ведь сможете меня защитить?

– Да, с вероятностью девяносто пять процентов. Но не могу того же гарантировать для каюты Элефаса и всей станции.

– Здесь еще остались люди?

– Нет, мы эвакуировали всех. На Альфе-1 и на других станциях остались только дежурные демоны. И, вероятно, Дирус Канис на Гамма-2.

– Тогда включайте.

И Фиорд перещелкнул тумблер. Изменения произошли с запозданием. Стены комнаты начали темнеть, пока не растворились в непроглядной дымке, но вместо них стало хорошо видно границу пузыря, по которой пробегали расплывчатые блики. Пузырь поблескивал в свете лампы, но никаких звуков не издавал. Не было и полного подавления эха, так что Грампус не ощутил никакого дискомфорта, – разве что наблюдать себя на островке посреди космической тьмы в окружении стола и кровати было немного необычно.

– Электромагнитные волны больше не поступают от Альфа-1, – сообщил Фиорд. – Мои сигналы, видимо, тоже поглощаются. Мы в полной изоляции.

– Что-нибудь еще происходит? – спросил математик.

– Да, прибор обновляет воздух и генерирует гравитацию, эквивалентную гравитации на Альфа-1.

– Понятно. Можете выключать.

Комната вернулась с тем же эффектом, и они услышали, как где-то далеко что-то гудит. Вероятно, это были звуки производственных помещений, которые стали различимы на контрасте с недавней тишиной.

– Мы провели в пузыре тридцать четыре целых шесть десятых секунды, – сказал Фиорд. – Но судя по часам станции, прошло только две целых одна десятая секунды.

– Что ж, – сказал Грампус. – Элефас и правда создавал временные пузыри. Очень легко быть первым, если у тебя в запасе в шестнадцать раз больше времени.

Грампус аккуратно сложил прибор в карман жилетки и пригласил Фиорда к выходу. Он был рад, что несколько важных догадок получили доказательства. В день своей смерти Элефас Фалконери делал пробежку по станциям. Он не был эфир-положительным и не мог обнаружить заложенные кем-то временные бомбы. Наиболее вероятно, что сам прибор среагировал на аномалию, а Элефас поддался любопытству. Сначала он не понял, что происходит, почему прибор вдруг ожил, и ученый, не слишком отдавая себе отчет зачем он это делает, перещелкнул тумблер. Случилось самое плохое: временной пузырь прибора и временная бомба оказались несовместимы. Произошла коллизия эффектов, бомба детонировала, а сам Элефас попал в губительную ловушку чрезвычайно ускоренного времени. И либо он перед смертью успел погасить свой пузырь, либо сработал таймер, но так или иначе, прибор был найден уже в выключенном состоянии.

Грампус Грисеус не мог не признать ироничность ситуации, что эксперимент EE-11-AQ оказался куда менее интересным, чем причины и подоплеки, по которым он был заморожен. Грампус мог бы сейчас строить вероятностные модели, решать многопараметрические дифференциальные уравнения, выводить оптимальную стратегию прощупывания местного исчезающе малого эфира. Он умел строить модели и описывать комплексную динамику, но не находил в этой рутиной работе никакого удовлетворения. Напротив, за событиями, в которые он попал, действовали неизвестные механизмы, проявлялись непонятные явления, за ними проглядывались чьи-то туманные мотивы и намерения, и это привлекало его чрезвычайно.

Фиорд первым нарушил молчание, когда они подходили к большому портальному залу. И сцена, и стулья в партере, и периметр безопасности, – все выглядело как и несколько месяцев назад, когда Грампус впервые для себя прибыл на EE-11-AQ.

– Пока вы не отбыли, – заговорил Фиорд, – я хочу вам сообщить. Уже как две недели я наблюдаю волны плотности в эфире. 

– Волны плотности?

– Да. Эти волны длинные и слабые, на уровне шума. Я набирал статистику, чтобы точно знать, что они есть, и сейчас уже почти три сигма.

– Как мы их раньше не заметили?

Они подошли к ограждениям периметра безопасности.

– Длинные волны никогда не наблюдались, хотя и были предсказаны. На EE-11-AQ не наблюдались никакие и никогда. Волны плотности не вписываются в наше представление о мелководном эфире. Скорее всего, они появились недавно.

– Интересно, – сказал математик. – Что вы можете сказать об этих волнах? Каков их источник?

– Теория эфирных волн еще не достроена, поэтому точного ответа я дать не могу. Однако я измерил некоторые характеристики и свел данные с разных станций. Если пеленгация верна, источник находится на станции Гамма-2.

– Гамма-2? – переспросил математик.

– Да, – ответил Фиорд. – Почти наверняка.

– Интересно, – повторил Грампус. – И вы думаете, их как-то вызывает Дирус Канис?

Господин Канис интересовал Грампуса чрезвычайно. После Дайны, он был вторым фигурантом его расследования, и вероятно, виновным в диверсии на станциях, – в равной степени с Дайной. Подлежало не только проследить его личную историю, установить, чем он занимался до пятой экспедиции, и каким образом оказался запрограммированным на диверсию, но и допросить его самого, поискать в нем следы внешнего воздействия. После взрывов на станциях прошло уже несколько месяцев, и было неясно, жив ли Дирус Канис, и доживет ли до момента, когда портальная связь с Гамма-2 будет восстановлена.

– Этого я не могу сказать.

– Но вы продолжите наблюдение?

– Да, конечно. Три сигма недостаточно для полной уверенности.

– Тогда желаю вам пяти сигм.

С этими словами Грампус перешагнул периметр и протянул через него руку. Наверное, это было нарушением техники безопасности, и если запустится процедура перехода, человек рискует потерять конечность. Но Грампус полностью доверял Фиорду и был уверен, что такого не случится.

– Что бы там ни происходило, мы пока не можем туда попасть. Через три местных года я вернусь, и мы посмотрим, что там к чему. Я надеюсь, что вы снова будете моим партнером. Я очень ценю вашу помощь, Фиорд.

Грампус был готов поспорить, что это рукопожатие было настоящим, дружеским. Он отступил вглубь зала, к сидениям, и стал ждать.

Два перехода спустя Грампус вышел на свежий воздух. Циффа встретила его влажным тропическим вечером, вальяжно затопившим тайные дорожки утеса. В плети лиан и листьев пели цикады и голосили лягушки. Декоративные водоемчики, едва заметные в потемках, булькали и переглядывались со звездами. Тусклые, почти не дающие света лампы, сопровождали неровные ступеньки и петляющие дорожки, и только по желтым нитям накаливания можно было понять, куда уводит путь.

Свернув от портального зала направо, под арку из плотного кустарника, Грампус направился в сторону вилл. Дорога предстояла неблизкая, то вверх, по откосу, то вниз, между деревьями и валунами, то через многочисленные балконы со скамейками, с которых можно было наблюдать море и небесные кольца. Грампус провел на Циффе два месяца, изучая детали эксперимента, и часто ходил вот так, один, по огромной территории научного городка, и с каждым следующим маршрутом открывал для себя новые виды. После строгих коридоров и стерильных лабораторий утопающая в природе Циффа отзывалась в нем теплотой и уютом.

Добравшись до своего домика, он поднялся на крыльцо и зажег несильную лампу. На белокаменной скамье он, как и ожидал, увидел свою походную сумку, доставленную сюда персоналом. На столике лежала новенькая, во всех отношениях красивая деревянная шкатулка размером с хорошую энциклопедию. Ореховый цвет шкатулки даже этой тенистой ночью вызывал ощущение вкуса и стиля. Глубокий и переливчатый, он хорошо контрастировал с эмблемой, выполненной в серебре на гладкой поверхности крышки. Грампус уже видел этот узор здесь, на Циффе, но не мог вспомнить, при каких обстоятельствах. Должно быть, эмблема символизировала научное общество, в котором он тоже состоял, по крайней мере так он истолковывал ее геометрические элементы. Эмблема была выполнена в виде обширной окружности, внутри которой что-то происходило. В середине беспорядочно висели шесть кружочков, словно шесть бильярдных шаров на миниатюрном столе, и они как бы защищали седьмой кружочек, находившийся в геометрическом центре эмблемы. Со всех сторон кружочкам угрожали острия равнобедренных треугольников, основания которых попирали окружность и образовывали непрерывный вложенный многоугольник. Завершал это противостояние внешних и внутренних фигур слой волнистых линий между ними, где каждой вершине каждого треугольника соответствовала своя волна, и все они были устремлены к центру. При желании, Грампус мог увидеть в эмблеме и символическое строение атома, и коллапс звезды с переходом ее в черную дыру, и поскольку неопределенности вызывали в нем жуткий зуд, он решил выяснить точное значение эмблемы, когда предоставится такая возможность. Которая должна была представиться совсем скоро, если, конечно, их договоренность с Шии Таном и Дайной еще действует. А сегодня он решил как следует отдохнуть и больше ни о чем не думать. Приведя себя в порядок и слегка подкрепившись, он отправился спать.

Пришлось, однако, подняться пораньше, потому что деревянная шкатулка вибрировала. Открыв ее, он обнаружил белую бумажную карточку, на которой красовались всякие разрешения, а по дней — еще одну шкатулку. Точнее, карманную записную книжку с толстенькими деревянными корочками и переплетом, замыкавшуюся на изящный крючок. Грампус убедился, что все страницы пусты, и что внутри имеется автоматическое перо. Он взял перо и вскрыл им потайной механизм, располагавшийся в передней корочке. Откинулась крышка, и он увидел металлическую пластинку под тонким стеклом. В прозрачной толще стекла ртутного цвета субстанция приняла форму нескольких строчек. Это было сообщение от Шии Тана. Он изменил место встречи и теперь предлагал прийти в офис Лавинии Руперт к десяти часам.

Математик вернул коммуникатор в книжицу и убрал ее во внутренний карман. Теперь он мог чувствовать, что его жилетка наконец сбалансирована, где с каждой стороны лежало по одному ценному предмету. Время еще позволяло, поэтому он взял электросамокат и отправился в столовую.

Грампус прибыл на встречу загодя, но Шии Тан, чернокожий сплюснутый человек с морщинистым носом, уже был на месте. Он стоял возле круглого приземистого фонтана и активно жестикулировал. Говорил он с длиннокосой девушкой, но обращал свои эмоции, похоже, не к ней. Он взмахивал то одной рукой, то другой, чем рисковал уронить желтую папку прямо в воду. У обоих на лицах читалось недовольство, и они раздраженно поглядывали на здание. При виде Грампуса девушка всплеснула руками, посмотрела на него исподлобья и нырнула прочь, в тень зарослей.

– Наших коллег поселили в общежитии и приставили охрану, – пояснил он. – Они это называют “временные процедуры безопасности”, а на самом деле это просто домашний арест.

– А Дайна?

– Она  под настоящим домашним арестом. Вчера меня к ней не пустили. Собственно, мы потому и идем к госпоже Руперт.

Трехпалубный корпус наваливался своими ярусами на склон горы. Он был небольшой: две ученических аудитории, три кабинета, холл, и еще два балкона, соединенные с двориком лестницами – вот и всё, что скрывалось в зарослях тропических деревьев. В этой зоне городка все сооружения подчинялись кривизне ландшафта, и ни один корпус не был похож на другой. Здесь Грампус бывал только раз, и сейчас не мог вспомнить по какой причине.

Они прошли через холл в кабинет позади центральной лестницы. Это помещение не имело окон, но было хорошо освещено роскошными люстрами.

– Господин Тан, господин Грисеус, – госпожа Лавиния Руперт встала с дивана и пригласила их за круглый стол в глубине зала. – Я догадываюсь, почему вы здесь, но не догадываюсь, почему вы не в своих апартаментах. Вы все еще приписаны к экспедиции, а значит, должны следовать нашим распоряжениям. Вот вы, господин Грисеус. Почему вас не было в составе последней группы из ЕЕ-11-AQ?

Вступился Шии Тан:

– Он проводил дополнительные изыскания. С моего и Дайны ведома.

– Вы оба на проверке, – сказала госпожа Руперт. – Пока идет проверка, вся деятельность должна быть прекращена. Ученые и персонал должны находиться на Циффе под надзором. Такое было распоряжение.

– Как вы себе это представляете, Лавиния? – мягко, но недовольно сказал Шии Тан. – У нас более тридцати человек. Вы будете всех держать взаперти? Всех проверять? Это два месяца. Или даже восемь. Ведь вы, конечно же, отправитесь в универс-миры, чтобы наводить справки, а мы останемся здесь.

– Мы проверяем не только вашу экспедицию, мы всех проверяем. Мы же не знаем, что случилось. Уверена, господин Грисеус подтвердит, что если его выводы верны, то кто-то на Циффе тоже может быть, скажем так, инфицирован.

– Но это же, – Шии Тан потряс папкой, – это же… Здесь около сотни человек. И вы собираетесь нас всех? Трясти наши передвижения за последние много лет? Проверять наши контакты, действия?

– О том, какие методы мы будем использовать, я предпочитаю умолчать. Надеюсь, вы меня понимаете.

– Нет, все еще не понимаю, – покачал головой Шии Тан. – Зачем останавливать работу? Даже если ученые сидят под замком, они все еще могут работать.

– Ну посудите сами. Гипотетическая программа, заложенная в господина Каниса, носит явно диверсионный характер. А что если есть другие программы? Более опасные? Которые не только ставят под угрозу жизни, но и вмешиваются в исследования? Мы ничего не знаем о том, с чем столкнулись. Может быть, наши результаты уже скомпрометированы, а вокруг действуют враждебные роботы, которые не хотят, чтобы мы что-то узнали.

Сморщенный нос Шии Тана сморщился еще больше, и заиграли желваки.

– Мне кажется, это абсурд, – забурчал он, растягивая слова. – Что вы думаете, Грампус, это возможно?

– В такой постановке вопроса – маловероятно, – ответил математик. – Программа, управлявшая Канисом и Дайной, была предельно проста. “Начни здесь. Иди прямо. Если будет стена, поверни на девяносто градусов от стены. Через каждые N шагов закладывай бомбу. Повтори M раз”. Этого достаточно, чтобы углубиться в лабиринт и там попетлять. Но порча данных – это уже очень сложная программа, она требует понимания и даже осознания. Совсем другой уровень сложности.

– Спасибо, господин Грисеус, – сказала Лавиния, – это полезные соображения. Я донесу их до совета сегодня.

Шии Тан уже не пытался скрыть раздражение.

– Сегодня внеочередной совет, а я не приглашен, – бросил он. Однако, упрек, звучащий в его речи, ни капли не смутил госпожу Руперт.

– Мне кажется, вы и сами догадываетесь почему, – мягко отозвалась она. – Но ваш отчет и отчет господина Грампуса мы зачитаем и примем во внимание.

– И что в повестке, позвольте узнать?

– Формальности. Утверждение программы расследования. Утверждение состава комиссии. Еще совет рассмотрит мои требования о консервации всех научных работ и введении ограничений на передвижения.

– Я надеюсь, совет отклонит ваши требования, – мрачно пожелал Шии Тан. – Потому что это неразумно. Дайна со мной согласится, а совет к ней прислушается.

– Не думаю, – возразила Лавиния. – Совет пройдет без нее.

– Немыслимо! – воскликнул Шии Тан, так взмахнув руками, что его папка едва не полетела на пол. – Разве совет без нее возможен?

– Ситуация сложная, – согласилась Лавиния, – но госпожа Дайна сама облегчила нам задачу. Не оставила нам выбора.

– Даже если вы поместили ее под охрану, – не отступал Шии Тан, – она могла бы участвовать удаленно, по видеосвязи. Это же Дайна, это всецело ее проект. И вы тоже – часть этого проекта.

Лавиния лишь улыбнулась, а Шии Тан продолжал сокрушаться:

– Как это вообще возможно. Ваше решение больше похоже на… впрочем, ладно. Мне и господину Грисеусу необходимо с ней поговорить.

– Простите, не получится.

– Немыслимо! – На этих словах папка все-таки выскочила у Шии Тана из рук и развалилась под столом. – Вы не можете мне это запретить, у вас нет таких полномочий.

– Вы меня не дослушали, – серьезно сказала госпожа Руперт. – Я не запрещаю. Я бы тоже хотела с ней поговорить. Я бы тоже хотела видеть ее на совете. Просто Дайна сбежала вчера из-под охраны, ее нет на Циффе. Мы приняли решение проводить совет без нее. Последнее, что мы знаем, что ее коммуникатор в Гааларисе, во Дворах. Мы пытались с ней связаться, но она не отвечает. Может быть, она его бросила и уехала.

Повисла пауза. Шии Тан и Лавиния решили проверить, кто кого переглядит. Грампус ее, секретаря ученого совета, особо не знал, но почти поверил, что ей самой эта ситуация не нравилась, отчего ее улыбка выглядела извиняющейся и даже виноватой. Наконец Шии Тан дернул головой и полез под стол за своими бумажками.

– И вы никого не отправили за ней? – спросил Грампус.

– Скоро отправим, – заверила Лавиния.

– Просто они хотят найти ее уже после того, как пройдет совет, – ядовито сообщил Шии Тан, вылезая из-под стола.

Лавиния снова улыбнулась и промолчала. Грампус попробовал зайти с другой стороны:

– Дайна хотела, чтобы я участвовал в расследовании. Я его начал и обнаружил много всего, что, смею предположить, осталось бы незамеченным, если бы на моем месте был кто-то другой.

– Я читала ваш отчет. Я верю, что вы могли бы усилить группу, но как правильно сказал господин Тан, мы отправимся в универс, а там компьютеров нет. И потом, у нас будет уполномоченный демон. Сами понимаете, можно было бы вообще никого не брать кроме него, но с нашей стороны тоже должен быть представитель.

– И это, конечно, вы, Лавиния, – сказал Шии Тан.

– И это, конечно, я, господин Тан.

– Мое расследование еще не завершено, – заметил Грампус.

– Можете об этом не беспокоиться. Вы должны вернуться в свои апартаменты до выяснения всех обстоятельств.

Грампус быстро прикинул свои шансы. Сейчас в его распоряжении были новые сведения, которыми он еще ни с кем не делился. Прибор Фалконери, странные волны с Гамма-2, эфир-положительность Дируса Каниса и вероятное отсутствие таковой у Фалконери, — вот что он хотел обсудить с Дайной и только с ней. Госпожа Руперт не проявляла большого интереса к его вчерашним результатам, и вряд ли вообще об этом беспокоилась. Будет ли с его стороны большим нарушением ничего ей не говорить, подразумевая, что никто его не спрашивает? Может ли он вести свою игру, и какие в ней ставки?

Он склонялся идее попробовать и надеялся, что Шии Тан его поддержит. Он забросил пробный камень:

– С Дайны сняли полномочия руководителя экспедиции. С тех пор никаких решений про мое расследование не было. Значит, статус расследования не изменился. Дело еще открыто.

– Вы хотите козырнуть бюрократией, господин Грисеус? – вкрадчиво поинтересовалась Лавиния.

– Да, именно это я сейчас и делаю.

– Верно, – подхватил Шии Тан. – Я тоже хочу. Ситуация следующая. Пока еще я исполняющий обязанности, а значит, Грампус у меня в подчинении. И пока совет не выпустил никаких приказов, я остаюсь его начальником. Грампус, продолжайте расследование, под мою ответственность. И насколько я понимаю, ограничение свободы – это пока только идея, и еще неизвестно, поддержат ли ее другие.

– Господин Тан, – сказала Лавиния, перестав улыбаться.

– И потом, госпожа Руперт, – перебил Грампус. – Если вы допускаете, что эти программы могут быть более сложными и более тонкими, то откуда вам знать. Что если ваши собственные действия – результат подобной программы. Что если эта программа велит вам всячески мне препятствовать. Вы меня проверяете, – хорошо. Но мы с вами уязвимы в равной степени. Каждый может быть заражен. Я считаю, два независимых расследования нам помогли бы снизить риски. Ведь это разумно?

– Что вы собираетесь делать? – спросил Шии Тан, когда они вдвоем шли до стоянки электросамокатов и велосипедов.

Они оба понимали всю шаткость их положения, и что конфликт с Лавинией Руперт может рано или поздно вырасти во что-то большее, негативно повлиять на их будущее. Но Грампус был уверен в своей правоте, а Шии Тан, казалось, не испытывал никакого волнения по этому поводу.

– У меня есть много вопросов к Дайне. Я должен ехать в Гааларис. Может быть, она еще там. Вы мне выпишите разрешение?

– Выпишу. Я думаю, у нас еще есть несколько часов, пока не состоялся совет. Но что дальше? Если вы ее не найдете?

– Найду я ее или нет, нужно продолжать расследование в универс-мирах. Нужно попасть в Авион, и разузнать там про Фалконери и Каниса. И хорошо бы еще получить их досье из местных архивов. Как и обещала Дайна, когда мы с ней говорили в последний раз.

– С архивами непонятно, – сказал Шии Тан. – Я к ним не допущен, и вообще не уверен, что они существуют в привычном смысле. Постараюсь разузнать. Не обещаю командировать вас в универс-миры. В нашем положении это затруднительно. Сделаю все что в моей власти.

– Я очень признателен, – искренне сказал математик.

– Хорошо. Коммуникатор при вас?

– Да.

– Тогда вы едете в Гаальдор, а я в офис. И удачи.

Гаальдором назывался корпус, к которому Грампус подкатил на электровелосипеде. Дежурный демон, имени которого Грампус не знал, встретил его в холле. Как и полагалось, он был облачен в плащ и глубокий капюшон, так что не было видно даже его лица. Он пропустил его в приемную. На большом настенном экране уже красовался разрешительный мандат, подписанный Шии Таном буквально только что. Математик даже не стал вчитываться в формулировку научного задания и проследовал в экипировочный зал.

Здесь он переоблачился. Теперь он выглядел как гаальский дворянин: шелковая светло-серая рубашка, декорированный бордовый жилет и черные брюки с поясом. Он выбрал еще золотистую накидку из бархата, в которой он обнаружил вполне удобные карманы. К счастью, в них поместились и футляр с очками, и прибор Фалконери, и коммуникатор. Из шкафчика он взял себе мешочек с монетами и фамильными перстнями, а с оружейного стенда снял более всего приглянувшийся кинжал. Наконец, он зацепил на пояс ключ от своих покоев в Зеленых Дворах, – вдруг ему придется там ночевать.

В контрольном шлюзе демон проверил готовность маскировки и зачитал правила. Грампус не слушал. Он проделывал этот трюк уже не в первый раз. Он мог себя считать опытным путешественником, и вполне ориентировался в Гааларисе, столице государства Гааль. В Зеленых Дворах – месту сосредоточения знатных семей и приближенных к короне домов – его знали как барона Грисау, чьи владения находились далеко в северных провинциях. Дворы имели особый административный статус, что делало их городом в городе. Там проходили самые важные политические и светские события, там проживали гости государства, туда с предложениями захаживали лучшие торговцы и ремесленниками. Не всякому простолюдину дозволялось посещать Дворы, но Грампусу вход всегда был открыт.

Произнеся положенные фразы, он наконец был пропущен к порталу. Дверь в соседнее помещение раздвинулась, и он попал в небольшой затененный шлюз. Через мгновение каменная стена перед ним сделала оборот на сто восемьдесят градусов, и он шагнул во вторую такую же комнату, где, однако, пахло уже совсем по-другому. Влажность ушла из воздуха, он стал прохладнее и пыльнее. Шла вторая половина весны, и на большей части государства Гааль природа уже вовсю буйствовала. Гааларис располагался хорошо к югу, в гористой местности, полной рек, озер и лесов. Его умеренный континентальный климат как раз отлично подходил для визита северных гостей.

Вторая стена медленно и беззвучно уехала в сторону, когда Грампус через смотровое отверстие убедился в безлюдности зала. Зал был темноват по вечернему времени. В обширные арочные окна заглядывали макушки лиственных деревьев, на которых играл в пересветки падающий к западу солнечный круг. По центру, между колоннами, стоял роскошный дубовый стол, разлинованный под пять партий Го. Не было ни намека на камни, отсутствовали даже стулья, а поверхность стола покрывал тонкий прах забвения. Владелец этого имения, почтенный маркиз Лавендер, предпочитал тишину и уединение, и редко привечал посетителей. Его небольшая семья жила во Дворах, что ему очень нравилось, потому что он мог спокойно писать свои книги, не будучи тревожим хлопотами и треволнениями.

Не привлекая внимания прислуги, математик спустился к черному входу, откуда вступил в скромный но пышный сад. Далее, спешно обогнав живую изгородь, он оказался на пешеходной улице. В этот усталый час гаальцы уже отправлялись на отдых, отчего в трактирчиках стоял гомон, перемежаемый скрежетом кружек. По мощеным тротуарам сновала детвора, а из соседнего квартала доносились цокание копыт и звон колокольчиков. Государство Гааль провожало еще один безоблачный день, еще один счастливый день, день, которому придет на смену череда новых дней, таких же безоблачных и таких же счастливых.

Миновав пару заведений вверх по склону, Грампус заглянул в почту, где заказал экипаж. Монета почтерьеру понравилась. Он подал знак помощнику слушать внимательнее, затем стал настукивать по одному из металлических каналов, уходящих куда-то в потолок. Прошло несколько минут прежде чем помощник-слухач уловил ответ на обратном канале. Сняв свои огромные уши, он сообщил, что появился свободный экипаж, который скоро прибудет.

Грампус очень радовался изобретательности гаальцев. Металлические звуководные коммуникации оббегали все важные места в городе. В каждом сидел слухач и ждал передачи, а в узлах – так и несколько. Они перестукивали сообщения в нужные каналы, чтобы уже затухающий сигнал мог достичь цели. Многое перепробовали они, прежде чем нашли верную формулу, но ограниченность подобного решения всё же делала его неподходящим для обычных городов.

Вскоре он уже ехал в крытой комфортабельной карете. У него появились свободных полчаса, так что он достал коммуникатор и стал набирать сообщение для Дайны. Ответит она или нет, при ней коммуникатор, или она его просто выбросила, – ни один из этих исходов не мог отменить разумности в попытке с ней связаться. Закончив послание, Грампус прислушался: оказывается, снаружи хлюпало, плескалось и барабанило. Шел дождь, и карета стала понемногу наполняться влагой.

Они въезжали на заставу, когда стемнело настолько, что потребовались масляные лампы и факелы. Извозчик открыл ему дверь, и барон Грсау оказался  на большом каменном крыльце. В тот же миг они услышали барабан капель по крыше: поступь начинающегося дождя застала их в самый расплох.

Барон поправил ножны, проверил свой внешний вид, и сделал приличествующее лицо. Так он прошел под аркой в обширный внутренний коридор, где по обе стороны стояли статуи на постаментах, а в дальнем конце, перед самыми ступенями, дежурили два воина. Они остались безучастны, когда он миновал их. Поднявшись по просторной лестнице, он повернул налево, на красно-золотую дорожку. Здесь стены были украшены барельефами на природную тему, а по центру бил фонтан в мраморной чаше. Зал заканчивался массивными вратами с изображением королевского герба: сияющий грифон с оливковой ветвью в зубах, и уже здесь один из двух охранников потребовал пропуск. Барон показал перстень с таким же грифоном, и охранники, салютуя, распахнули перед ним двери.

– Аа, ваше благородие, барон Грисау! – подскочил к нему немолодой слуга. – Снова к нам, вот и хорошо! Всегда вам рады!

– Спасибо, и простите, запамятовал ваше имя.

– Это ничего, мой лорд, главное, чтобы я вас помнил, а я уж свое дело знаю! Таврий меня зовут. Вам подать карету, или прогуляться пойдете по Дворам? Под дождичек-то мокровато будет!

– Карету мне, Таврий, будьте добры.

– Считайте, уже подана! Может, доложить о вас кому? Сегодня во Дворах много гостей, праздники ведь, дела.

– Если только баронессе Дайнис. Она здесь? Передайте ей мои сердечные приветствия, и намекните, что я весьма заинтересован в личной встрече.

– Всенепременно, мой лорд. Миледи вчера прибыли, примерно в это же время, я лично встречал!

– Вот и хорошо.

Барон Грисау одарил слугу монетой и наказал кучеру везти его в Рубиновый Квартал.

Он стоял перед дверью. Было тихо, если не считать далеких сумбурных голосов, которые проходили через пол, смешивались и искажались до неузнаваемости. Он постучал, – ничего. Ни в одной из четырех спален этого небольшого тупичка он не слышал никакого движения. Он постучал еще. Не получив результата, он вышел в холл. Факелы на двух квадратных колоннах горели весьма живо. Они потрескивали и как бы вторили дождю, что бил в цветастые витражи напротив. Дверь прямо перед ним была приоткрыта. Грампус подошел и осторожно толкнул ее. Взору открылся овальный белокаменный балкон, из которого вырастали такие же белокаменные перилла. Дождь колотил без передышки; с верхнего балкона низвергался небольшой водопад и разбивался вдребезги; деревья, что росли в этом саду, ходили ходуном и трещали в темноте непогоды.

Грампус не желал мокнуть, но случайная находка заставила его накинуть капюшон и переступить порог. В луже на полу бликовала разбитая на кусочки стеклянная сфера. Он поднял осколок побольше и поспешил покинуть дождь.

Стекло казалось основательным. Прозрачное, хорошо отполированное, без всяких изъянов на сферической поверхности. Грампус уже собирался положить осколок на пол, чтобы слуги при обходе собрали этот мусор, как увидел девушку. Она стояла по ту сторону колонны, выказывая только половину себя. Ее правая рука, облаченная в утонченную белую перчатку, слегка поглаживала колонну. В аккуратно уложенных волосах блестела тонкая тиара, а завершало образ платье цвета листьев, декорированное светлой тесьмой. Девушка была юна и красива, и она смотрела на него с выражением большого любопытства и великой осторожности.

Грампус снял капюшон и таки положил осколок подле порога.

– Это я разбила, – сообщила девушка, оставаясь в своем укрытии.

– Понимаю, – произнес он. – Стеклянные шары легко ломаются.

– Только не этот, – сказала она.

Математик не нашел, что ответить, и просто представился:

– Меня зовут Грисау, барон Грисау, к вашим услугам.

– Нет, – сказала девушка. – У вас другое имя.

Неожиданно. Чуть поколебавшись, он признался:

– Вы правы. Мое настоящее имя Грампус, Грампус  Грисеус. Но здесь меня знают как Арно Грисау. Вы тоже с Циффы?

– Я не с Циффы, – ответила она.

Свет факела, падающий на нее сверху, задорно плясал по платью, отражался на полу, играл в ее тиаре. Грампус молчал, пока она его разглядывала. Прошло несколько мгновений.

– Меня зовут Фелис, – наконец сказала она и вышла из-за колонны. – Фелис Фелиди.

Грампус поклонился.

– Рад знакомству, госпожа Фелиди.

– Просто Фелис.

– Тогда и вы зовите меня просто Грампус. Возможно, вы бы могли мне помочь. Я ищу…

– Вы ищите Дайну, – перебила она. – Вы стучались в ее комнату.

– Да, действительно. Ее знают как леди Дайнис, баронессу северных земель. Вы не подскажете, как я могу ее найти?

– Никак. Ее нет.

– Она уехала?

– Никуда она не уезжала. Ее нет.

– Я не понимаю. Что-то случилось?

В этот момент послышались голоса и металлический скрежет. Кто-то поднимался по лестнице, и мог вот-вот войти в холл. Девушка одарила Грампуса непонятным взглядом, и сказала:

– Пойдемте.

Она сняла факел и развернулась в направлении коридора. Грампус, весьма заинтригованный и совершенно сбитый с толку, последовал за ней. Фелис подошла к двери и повернула ручку. Дверь отворилась без ключа, и они вступили в покои Дайны.

Ему один раз довелось проводить Дайну до ее спальни, когда они обсуждали предстоящую работу на EE-11-AQ. Она собиралась утром вернуться на Циффу, а у него в запасе еще было несколько выходных дней. Тогда-то барон Грисау и присмотрел себе апартаменты, в этом же донжоне, но, к сожалению, двумя этажами ниже. Те были из числа грубых, но даже такие считались престижным жильем. Донжон пользовался большой популярностью, потому что был весьма благоустроен, вплоть до канализации и чистой воды. Грампус поминал те дни с интересом, хоть в Гаале и стояла прохладная осень.

Ничто не выдавало здесь присутствия хозяйки. Камин молчал, склад поленьев выглядел нетронутым, толстое шерстяное полотно ровным слоем покрывало кровать, ставни были плотно закрыты, книжный шкаф пустовал, прозрачный графин на столе был сух.

На выступе камина, рядом с черным трезубцем-подсвечником, Грампус увидел книжецу. Коммуникатор. Пока Фелис прикладывала факел к кольцу возле двери, он стал изучать страницы. Дайна вела записи мелким почерком. Он пролистал множество заметок и рисунков, смысл которых разгадать не смог. Он не распознавал языка, и даже отдаленно не мог сказать, на что была похожа странная вязь рукописного текста.

Фелис подошла к нему и протянула горящую лучину над его плечом. Ей пришлось привстать на носочки, чтобы достать фитили подсвечника. Грампус почувствовал приятный цветочный запах и ощутил, как подол касается его колен. Стало светлее. Девушка сделала шаг назад. Лучина погасла, так что она бросила ее в холодные угли. Грампус проводил взглядом лучину, чтобы уголек не попал ему в одежду. Все обошлось.

– Это ее дневник,  – сказала девушка.

– Вы можете прочитать, что в нем написано?

– А вы?

Грампус покачал головой.

– Нет. Но это не только дневник. Он же – средство связи. У меня тоже есть.

Грампус подумал, что у нее появится больше оснований ему доверять, если она убедится, что он давно знаком с Дайной. Он передал ей свой коммуникатор, точно такой же, но с пустыми страницами. Фелис вскарабкалась на постель прямо в туфлях, подтянула ноги под себя и стала наблюдать, что делает Грампус. 

Он высвободил из книжицы коммуникатор Дайны.

– Здесь несколько непрочитанных сообщений, – сказал он. – Мое, я отправил его час назад. И от Лавинии Руперт, вчерашнее. Я зачитаю:

“Дайна, мы обеспокоены вашим бегством. Пожалуйста, будьте благоразумны и вернитесь на Циффу. Я уверена, мы могли бы уладить наши разногласия прежде чем начнется совет”.

– Кто эта Лавиния?

– Лавиния Руперт – ученая, наша коллега. Она секретарь ученого совета, в который входила и Дайна. Мы работали вместе, пока не случилась беда.

– А Циффа? Где это?

– Циффа – наш научный городок. Мы там работаем и живем. Довольно далеко отсюда, через океан.

– Это там где Авион?

– Авион еще дальше. Авион – это другой мир. Даже другое измерение. Можно сказать — измирение. Другое в существенном смысле… По вашему имени я могу сделать вывод, что вы – уроженка Авиона.

– Как и вы.

– Как и я. Я могу вам обо всем рассказать, если хотите. Но позвольте мне сначала дочитать сообщения, это может оказаться важным. Еще одно от Шии Тана, другого нашего коллеги. Читаю:

“Доброго. Последняя группа вернулась на Циффу. Грампус остался там для проведения какого-то следственного эксперимента. Обещал не задерживаться. Я бы хотел с тобой обсудить ситуацию. Скоро буду”.

Грампус немного поразмышлял, а потом заговорил:

– Дайна вернулась на Циффу, и ее сразу же поместили под охрану. Через тридцать два часа по времени EE-11-AQ вернулся и Шии Тан. На Циффе, таким образом, прошло в четыре раза меньше – восемь часов. Где-то в этом же промежутке Дайна сбежала из-под охраны сюда, в Гааларис. Таврий сказал, что она прибыла вчера вечером по местному часовому поясу. На Циффе, с которой разница плюс десять, все еще длился день. Мы с господином Таном не знали, что она сбежала, пока Лавиния не снизошла об этом рассказать.

Разложив факты, он увидел наконец всю линию времени, и заставил себя переориентироваться на часовую зону Гаалариса. Так или иначе, у Дайны были примерно сутки здесь, и если она умышленно потерялась, найти ее никто не сможет.

Фелис крутила в руках коммуникатор и хмурилась.

– Простите, что донимаю вас расспросами. Вы сказали, что Дайны нет. Что вы имели в виду?

– Дайны нет, – повторила Фелис. – Она… ее убили.

Грампус Грисеус вздрогнул. Он не смог поймать взгляда Фелис, а она беспокойно затеребила одеяло.

– Это ужасно. Я не хочу показаться бестактным, но почему вы в этом так уверены?

– А Дикий тоже на Циффе? – вместо ответа спросила Фелис и подняла взор.

– Многих коллег на Циффе я не знаю, – осторожно сказал Грампус, – но почти уверен, что никогда не слышал подобного имени. Этот Дикий, он как-то связан с Дайной?

Несколько помедлив, она ответила:

– Он ее убил. Он пришел за ней, потому что она сделала что-то плохое. Он ее забрал и убил. Я все видела. Дикий забрал ее, когда она стояла на балконе. Он столкнул ее с балкона и прыгнул сам. Но они не разбились, я знаю, он ее забрал туда, откуда пришел. И там убил.

– Я… Очень печально это слышать. Полагаю, вы были близки?

Она хотела что-то ответить, но в этот момент книжка, лежавшая подле нее, громко завибрировала. От неожиданности девушка дернула рукой и отправила книжку на пол.

– Что это?! – воскликнула Фелис.

– Не пугайтесь. Коммуникатор просит меня, чтобы я обратил на него внимание. Давайте посмотрим, что там.

Он присел за стол, отчасти и потому, что тирада Фелис окончательно сбила его с ног. Девушка верила в то, что говорила, ее чувства ощущались подлинными. Однако он допускал, что она – ненадежный рассказчик, который не обманывает, но обманывается сам. История об убийстве Дайны ничем не подтверждена, и пусть пока останется под сомнением. Добавим сюда весомый факт, что Дайна владела знаниями и способностями, природу которых он еще только постигал. Он всегда представлял ее физически неуязвимой, хотя и эмоциональной, и воспринимал ее примерно так же, как воспринимал демонов. Вопрос, являлась ли Дайна человеком, оставался открытым, и потому математик с трудом увязывал образ Дайны с такой человеческой категорией как “убийство».

Он совсем не удивился свеженькому письму от госпожи Руперт.

“Господин Грисеус, совет постановил, чтобы все ученые прибыли в расположение Циффы. Других ограничений нет, но будет усилено наблюдение. Вас это тоже касается. Пожалуйста, оставайтесь на месте и дождитесь группу сопровождения. Если Дайна рядом, вы нам очень поможете, если убедите ее поступить так же.”

Далее он прочитал новое сообщение с коммуникатора Дайны. Разумеется, от Лавинии.

“Дайна, спешу сообщить, что совет закончен. Принимая во внимание твой особый статус, никаких ограничительных мер в твой адрес не установлено. Все же я лично бы попросила тебя прибыть на Циффу, чтобы минимизировать риск заложенной в тебя программы. Кроме того, мы ожидаем, что скоро к нам присоединится уполномоченный демон, способный подтвердить или опровергнуть существование этого явления. Ты сейчас единственный вероятный носитель, доступный для изучения. Это в наших общих интересах. Надеюсь на твое благоразумие”.

– Все очень усложнилось, – вздохнул Грампус.

– Они идут, – вдруг сказала Фелис и спрыгнула с постели.

– Они?

– За вами. Они подходят к башне!

– Группа сопровождения?

Фелис в спешке потушила свечи и вытащила факел из кольца.

– Лучше уйдем отсюда! – позвала она.

Грампус отказался от мысли выглянуть из окна, потому что Фелис была недовольна его промедлением. Ему чудилось в ней что-то глубокое, какая-то неклассифицированная уверенность, которая никак не сочеталась с ее возрастом. Он бы дал ей шестнадцать-семнадцать, но чувствовал, что очень ошибается, – хотя и не понимал, в какую сторону. Он счел за правило вести себя осторожно, как и подобает благородному господину, потому что эта странная девушка хранила так нужные ему ответы.

– Хорошо, пойдемте.

– А книжки? – спросила Фелис, когда увидела, что он оставил коммуникаторы на столе.

– Я полагаю, коммуникаторы можно запеленговать. С ними нас легко выследят. Придется оставить.

– Нет, возьмите.

Держа факел в левой руке, она сгребла коммуникаторы правой и сунула ему. Пришлось подчиниться; Фелис несла факел, а он следовал за ней, распихивая книжки по карманам.

Со стороны лестницы раздались голоса нескольких человек, и холл наполнился эхом. Путь вниз теперь был отрезан, путь вверх выводил на смотровую площадку, а еще одна дверь в этом холле прикрывала подсобные помещения и санузел. Со всей отчетливостью математик представил себе, как они с Фелис прячутся в местном туалете, пока их конвоиры обыскивают башню. Ему сразу же стало неловко. На такое он пойти никак не мог, да и не помогло бы.

Фелис, однако, повлекла его назад в тупик. Там они привстали к стене, зажатые с двух сторон спальнями, покорно ожидающие конвоя. Факел потрескивал в ее руке. Он хорошо их освещал, выхватывал из полумрака ручки дверей, отчетливо прорисовывал каменные перекрытия, наполнял коридорчик дымом. Словом, бесстыдно их выдавал.

Появилась госпожа Руперт в сопровождении двух мужчин. Они остались в холле, пока Лавиния, изучая коридор, проследовала к покоям Дайны. Она стояла буквально в трех шагах, вся такая нарядная в своем роскошном золотом платье, и почему-то мешкала.

– Дайна, это Лавиния! – сказала она и постучалась. – Ты у себя? Я войду?

Не получив ответа, она толкнула незапертую дверь, слегка удивилась, а затем вступила в полутемную комнату. Немного там пошарив, она вышла, нахмуренная и озадаченная.

– Коммуникаторы пропали из видимости, – сообщил мужчина.

– Оба?

– Да, оба.

Лавиния покачала головой.

– Ну раз так…

Она повела их прочь. Конвоиры спустились на пару ярусов, и математик предположил, что они теперь стучатся в его собственную дверь. Даже если сломают замок, ничего кроме пыльной паутины они там не обнаружат.

– Сама Лавиния Руперт, – сказал Грампус. – Кажется, у нее серьезные проблемы со зрением.

Фелис одарила его укоризненным взглядом.

– Я устала, – проговорила она.

Он тут же осадил свою мимолетную легкомысленность. Девушка пережила многое, возможно даже – смерть близкого человека, и у нее еще нашлись силы что-то сделать с восприятием Лавинии.

– Как я могу вам помочь?

– Мне нужно поспать.

– У Дайны?

– Нет, не здесь, не в башне. Ваши коллеги слишком близко.

– Может быть, тогда в гостинице при Дворах? На карете мы приедем туда уже через десять минут. Я сниму вам номер, вы поспите сколько вам нужно.

– А вы?

– Погуляю, подумаю. Я из другого часового пояса, мой сон еще нескоро.

– А вы не уедете в Циффу?

– Ночью я бы не стал никуда выезжать из Дворов. Но есть и другая причина. Должен признаться, Фелис, у меня к вам очень много вопросов. Нам есть что рассказать друг другу. Я очень надеюсь на эту возможность. Поэтому нет, не уеду, с вашего позволения.

Она притулила факел к колонне. Подумав немного, она произнесла:

– Сначала мне нужно зайти домой.

Дождь, ничуть не истощенный часовым марафоном, силился омыть постояльцев, пирующих на многочисленных крытых террасах, где пахло травой и хвойными деревьями. Факелы не могли разогнать туманную полутьму, но их россыпь придавала садам утонченность и уют. Над булыжными дорожками протянули пологи, с которых низвергались потоки воды. Слуги носили еду и вино, из самой крупной беседки доносилась струнная и клавишная музыка. Гости ели, танцевали, общались, словом, праздновали и развлекались. Ничего не стоило обойти людные места по боковым проходам, и таким образом избежать излишнего внимания, но Фелис провела их через самые населенные беседки.

Они оказались в соседнем донжоне, и после продолжительного петляния по его подземным этажам, они попали в обширный дом замкового типа. Ковры и гобелены, картины и барельефы, богатая мебель и роскошные убранства интерьеров, – Грампус понял, что Фелис живет в Алмазном Гроте, то есть, в самом дорогом и богатом квартале Дворов.

С легким замешательством Грампус проводил Фелис к ее квартире. Оказалось, что порог завален цветами: в корзинках и без, в бумажных упаковках, горшочках и просто на полу. Растений было так много, что девушка расталкивала их ногами, прежде чем удалось пробраться к двери. Она отперла ключом, и они вошли.

Комната выглядела значительно просторнее, чем башенные покои. Очень тусклый свет рдящих углей в камине был недостаточен, чтобы разглядеть детали, но очертания пары шкафов, сундуков и огромной кровати угадывались хорошо. Белел утонченный балдахин, а многочисленными подушками и одеялами можно было бы застелить весь пол.

Фелис выглядела очень уставшей. Она скинула туфельки и вскарабкалась на кровать. С легким шуршанием платья она погрузилась в подушки, две из которых упали вниз, но девушка не обратила на них внимания. Она стянула тиару, пробормотала еще “Не уходите никуда, ладно?”, прежде чем провалилась в мирный и спокойный сон.

Не в первый раз чувствуя неловкость, Грампус еще раз огляделся. Перед камином стояло бездонное кресло-качалка, покрытое шерстяным пледом. Плед выглядел очень мягким и бесконечно большим. Не видя других перспектив, математик приставил к креслу корзинку с фруктами. Затем он опорожнил карманы пиджака. Он достал прибор Фалконери, свой футляр, книжки. Без всяких промедлений он вытряхнул из футляра очки, складную логарифмическую линейку и карандаш. Вместо них он вложил в футляр стеклянные пластинки коммуникаторов, но они были великоваты и слегка торчали наружу. Оставалось только надеяться, что эта нехитрая изоляция все-таки предотвратит пеленгацию коммуникаторов. Наконец он снял жилет, разулся и опустился в кресло.

Ночь надвигалась словно айсберг под звездами. Грампус Грисеус кутался в плед и смотрел во тьму. В этой славной тишине он всецело отдался мыслям, что любил делать больше всего.

17.06.2023

EE-11-AQ

Девятый рассказ из цикла «Эфирный мир».

Предисловие автора

«Эпоха мифов»
01 — Мятежный демон
02 — Стражи Демониона
03 — Цена перемен
04 — Безумие Авиона
05 — Вечная ночь
06 — Восход Сверхновой
07 — Последний шаг перед рассветом
08 — Та, которая странствует

«Эпоха познания»
09 — EE-11-AQ
10 – Абелевы конюшни

Грампус Грисеус занял место с краю первого ряда. Он только что закончил повторные расчеты, и по всему выходило, что они были безупречно верны. Он разъединил многосуставную логарифмическую линейку, достал из кармана футляр, где уже лежали очки для чтения, вложил туда звенья линейки, зажав их между сводами футляра, а затем приладил рядом и карандаш, продев его в две маленькие резиновые петли.

— Доброго дня! — обратился к нему человек, сидящий через одно пустое кресло, и протянул руку для пожатия. — Вы, как я понимаю, наш новый математик?

Грампус поспешно вложил футляр в карман жилета и ответил на рукопожатие:

— Да. Мы не представлены. Грампус Грисеус. Математик. Особенно люблю теорию стохастических тензорных вихрей.
— Очень хорошо. Меня зовут Дирус Канис.
— Наслышан. Вы возглавляете группу полевых исследований. Именно ваши люди занимаются сбором данных, на которых я потом строю разные модели.
—Всё верно! Вы замечательно подготовились, молодой человек. Уверен, ваши теории нам очень помогут понять природу этого места.

Глава группы полевых исследований будто бы был обрадован, и даже улыбнулся, но в его взгляде читался лишь пристальный, оценивающий интерес. Грампус вполне был к такому готов. Он заранее смирился с тем, что сначала к нему будут присматриваться, относиться отстраненно, хотя и доброжелательно, пока он наконец не прирастет к новому коллективу и не проявит себя. Это всё понятно и логично, и уж здесь-то никакой продвинутой математики не требовалось, но Грампус всё же почувствовал себя неуютно и неуверенно, словно попав под микроскоп к этому человеку.

— Как вам тут?
— Я пока еще не определился, — осторожно отозвался Грампус.
— Перед назначением на EE-11-AQ вы, должно быть, работали в других мирах? — предположил Дирус. — Возможно, прямо здесь? Какой у вас опыт?
— Да, я провел здесь пару месяцев. Но больше всего — на Земле, шесть лет. Конечно, мне стоит также упомянуть Авион. Я вырос в Цитадели, а потом меня заметила Дайна. Я пару раз возвращался в Авион с уже полным осознанием сложности мира. Если считать это время, то в сумме получается около восьми лет.
— Да-да, всё так, мы в этом очень похожи, я тоже с Авиона.

Дирус покивал, а потом задал странный вопрос:

— Не жалеете? — и сразу же добавил, будто хотел замаскировать его: — Было продуктивно? Полезно? Ну хотя бы интересно?

Грампус задумался, но лишь на мгновение.

— Не жалею. Наоборот, я считаю, что мне очень повезло. Теория вероятности дает почти нулевой шанс на подобное событие.
— Внимание, пятиминутная готовность, — объявила Дайна со сцены.
— Полностью согласен! — улыбнулся Дирус. И опять его улыбка была бесцветной.

Люди, что рассредоточились по залу, начали рассаживаться по своим местам, где уже стояли всевозможные чемоданы, рюкзаки и сумки. Кто-то из служащих, в балахоне и в черных тряпичных перчатках, поднялся по ступенькам со связкой металлических трубок на плече, звякнул их о пол к ногам Дайны, развязал и разложил, а затем стал собирать конструкцию.

— Да уж, Авион… — заговорил после паузы Дирус, наблюдая за тем, как служащий прилаживает одну трубку к другой и скрепляет их болтами. — Как хорошо, что мы не жертвуем временем, чтобы быть здесь. И даже ваши восемь лет — не беда. Никто не спускался так глубоко, как мы. А мы хотим спуститься еще глубже.
— Не могу быть уверенным, что никто. Мы можем быть не первые, просто не знаем об этом, — возразил Грампус.

Дайна подождала, пока все рассядутся, и сошла со сцены. Десяток шагов, — и она заняла кресло между Грампусом и Дирусом, прервав их беседу.

Человек в балахоне собрал П-образный штатив и установил его в пазах торцом в сторону зала. Из-под полы он также достал два стальных диска и веревку. Им предстояло стать маятниками на штативе, — один перед другим. Грампус прикинул в уме период колебаний для веревки длиной около двух метров, и получилось не больше трех секунд.

Дайна сверилась с наручными часами.

— Минутная готовность!

Человек в балахоне закончил конструкцию, и по сигналу Дайны запустил маятники в синхронное движение. Затем он ушел в глубь сцены и остался там. В зале потушили основной свет и зажгли символические маячки красного цвета, огибающие партер по широкой дуге. Сцену из-под потолка освещали софиты, и маятники сверкали, отражая этот свет.

Дайна смотрела на часы. Приближались последние секунды перед открытием портала. Грампус насчитал десять ударов, прежде чем дальний маятник, оставаясь в той же амплитуде, стал замедляться и отставать от ближнего. На контрасте было хорошо видно, как он взлетает и опускается с неестественной медлительностью. А потом перед рядами, на безопасном расстоянии, появилось большое зеркало, — такое, что перекрыло весь обзор, от пола и почти до потолка. Ученые увидели себя, кресла, чемоданы, а Канис Дирус даже успел помахать отражению, прежде чем плоскость зеркала исчезла. Из мира с кодовым названием EE-11-AQ на них подул легкий ветерок.

Вселенная этого мира была практически лишена всяких ориентиров. Ни звезд, ни рассеянного реликтового излучения, которое могло бы внести анизотропию направлений, ни каких-либо постоянных гравитационных, корпускулярных и электромагнитных источников. Только инерционные приборы могли ответить, какое расстояние уже преодолено, близок ли край локуса, как теперь меняется напряженность эфира, и куда дрейфует на горбу пыльного астероида научный комплекс Альфа-1. Здесь, в локусе полноводного эфира, находились главные лаборатории, производственные и жилые помещения, вычислительный центр, рекреация и прочие сооружения, необходимые для того, чтобы экспедиция могла длиться несколько месяцев к ряду. Небольшой по численности, но внушительный по техническому обустройству, городок Альфы-1 вырабатывал для себя электричество, воду, пищу, кислород, и по большей части — путем непосредственных манипуляций с материей.

Ученые и инженеры ожидали разгрузки. Они пока не могли выйти за пределы периметра безопасности, несмотря на то, что Дайна уже погасила портал. По кругу все еще горело красным кольцо из лампочек на выдвижном заборчике, и слышался слабый, но отчетливый прерывистый сигнал. Они стояли и ждали, а по ту сторону периметра их встречал Фиорд. Как и полагается союзному демону, он носил балахон с поднятым капюшоном, но, как и полагается управляющему, он также носил перчатки белого цвета, прошитые золотыми тесемками.

Дайна подошла к самому краю и кивнула Фиорду. Сейчас барьер спадет, и экспедиция отправится заселять жилые комплексы, уже приведенные в надлежащий вид. Впереди ждут эксперименты, измерения, вычисления и подсчеты, сеансы связи, создание новых станций, снова вычисления и снова подсчеты, — и все это на протяжении нескольких месяцев, и все это практически наугад, на удачу, вслепую. Погрузившись на четыре уровня вниз, они столкнулись с неожиданным миром, который, согласно предварительной гипотезе, относился к закрытым трансцендентным мирам. Характеристику 11-AQ никак не удавалось закрепить, потому что пока еще были сомнения и в закрытости, и в трансцендентности. Плотность эфира и правда убывала по экспоненте, и должна была продолжать убывать, но в какой-то момент градиент взбунтовался, так и не подпустив плотность к теоретическому минимуму. Вдоль капризов этого градиента и раскинулась сеть исследовательских станций.

Размышляя в таком ключе, Грампус Грисеус обнаружил себя в гостевом зале, аккурат в центре, где стояли стеклянные столики, окруженные кожаными диванами. Он сидел в кресле и рассматривал пейзаж за стеклянным куполом: площадка астероида, софиты и фонари, которые ее освещали, серая поверхность сооружений. Над всем этим довлело черное, непроглядное полотно космических пространств, и единственная звезда, которую смог найти Грампус, была звездой архитектурной, кою представлял собой конструкт жилого сектора. Грампус мысленно изучил связность Альфы-1 и с удовлетворением отметил, что ее граф содержит Гамильтонов цикл, а значит, это был прекрасный повод для ознакомительной прогулки.

Несколько человек прошли через зал в сторону лабораторий и вычислительного центра. Кто-то из них завидел математика и приблизился со словами:

— Не будет преувеличением сказать, что мы застряли здесь, на EE-11-AQ.

Дирус Канис, глава полевых исследований, погрузился в соседнее кресло. Они оба отражались в куполе зала, и хотя отражение было карикатурно искажено, Грампус отметил ряд особенностей, которые до этого упускал из внимания. Господин Канис был высок даже по меркам Авиона, и обладал неформатным лицом. Широкая голова, торчащие в виде локаторов уши и щеки, сужающиеся к маленьким носу и рту. Рассматривая искривленное отражение, Грампус наложил поправки, но даже и так получалось, что лицо Каниса было словно бы заострено, отчего выглядело исхудалым и осунувшимся. Темноватые глаза терялись в рельефных глазных впадинах и при случае заметно поблескивали.

— Измерения на дальних станциях показывают, что плотность эфира снова возрастает, конечно же — линейно. Если другие локусы и существуют, то попасть в них также маловероятно, как поразить дротиком муху, летящую на другом конце спортивного зала. И, наверное, еще и с завязанными глазами, стоя на одной ноге, и с первого раза. Мы уже почти отчаялись, и если не будет успеха со следующим звеном станций, нам придется придумать другую стратегию. Поэтому вы здесь. Мы надеемся на вашу помощь.
— Да, я этому рад и сделаю все возможное.
— Мы допустили, что модель верна, — продолжал Дирус. — Что цепочка миров, в которой сохраняется закон экспоненциального увеличения скорости света, бесконечна. Наши формулы нам это обещают, но что если это не так? Может быть, какой-то мир станет последним в этом ряду? Не будет ли это EE-11-AQ? Ведь согласитесь, кажется невероятным то, что мы, увидев всего лишь пятый уровень, можем предполагать существование уровня, скажем, десять в сотой, и далее… Но даже эта потенциальная бесконечность с чудовищными, невообразимыми скоростями, не пугает меня так сильно, как одна простая мысль. Вдруг математика, которой мы слепо доверяем, перестанет работать? И те формулы, которые ведут нас, окажутся неверны, начиная с некоторого уровня N? Что если экспоненциальный закон — не универсален, и когда мы откроем новый портал, мы попадем в мир с непредсказуемо большим множителем? Пока нам везло, но что очередной множитель будет не два, а два в степени миллион? Как вы думаете, дорогой Грампус, можем ли мы доверять вашей математике, когда применяем ее к реальному миру?

Грампус Грисеус внимательно слушал, подмечая, что рассуждения Дируса хоть и были хорошо связаны семантически, но все же допускали некоторую вольность в логических переходах и обобщениях. Отдавая себе отчет, что его профессиональная деформация видеть неточность в умозаключениях не должна мешать светской беседе, он ответил:

— Мы можем экстраполировать опыт, извлеченный из экспериментов. Мы открывали порталы через несколько уровней и наблюдали нежелательные эффекты, которые были тем выразительнее, чем больше уровней мы перешагивали. Событие, что вы сейчас описали, приведет к катастрофическим последствиям, и просчитать его мы неспособны. Однако замечу, что ваши вопросы выходят за рамки строгой науки. Если математика перестает работать, это значит, что есть логически обусловленная причина математике быть априори противоречивой, что само по себе является парадоксом. Непротиворечивое доказательство собственной противоречивости. В таком случае мы попадаем в очень сложную ситуацию, в которой не действуют рациональные категории. Даже философия не дает однозначного ответа, может ли существовать мироустройство, в котором две его части будут содержать одновременно и противоречивую, и непротиворечивую систему. Закон исключенного третьего, правила логики и традиция не ставить рядом противоречащие друг другу аксиомы, запрещает подобные парадоксы, но мы не можем с уверенностью говорить о физическом мире. Открытие подобного факта вызвало бы куда больший кризис в научной картине мира, чем даже парадокс Рассела. При таком раскладе принцип причинности рассыплется в прах, и мы придем к неизбежному заключению, что наша вселенная нестабильна и непознаваема, а то и вовсе — невозможна.
— Да, вы хорошо сформулировали, — покивал Дирус. — Знаете, я люблю предаваться абстрактным размышлениям. Представлять, как мы находим очередной мир, как открываем его свойства. Мы скованы физикой нашего естества, но наша способность мыслить снимает этот барьер. Выстраивая математические модели и веря в них, мы можем обнаруживать метафизические странности, и даже можем их исследовать, — прямо здесь, не покидая этих стен. Мысль освобождает нас от бренности, и было бы преступлением препятствовать ей. Знаете, наши нечеловеческие друзья, к сожалению, мало ценят то, что им даровано. Им не хватает того, что есть у нас, — осознанности, недетерминированности, свободы воли. Они — пример такой математики, которую мы пока еще не открыли, но уже вовсю имеем дело с ее проявлениями… И как же часто подобная ситуация возникает в физике! Эксперимент и инженерия обгоняют строгое математическое обоснование. Наши практики, сформированные задолго до понимания, применимы лишь с ограничениями. Что за ними кроется, что является первопричиной, — от нас пока скрыто. И вот поэтому мы здесь.
— Мне трудно оценить, звучите ли вы больше как физик, как математик или как философ, — сказал Грампус немного погодя, потому что ощущал потребность как-то прокомментировать слова Дируса Каниса.

Раздался голос, пригласивший главу группы полевых исследований в зал совета.

— Работа, — извиняющимся тоном сказал Дирус. — Я надеюсь, что наступит момент, когда эти три дисциплины сольются воедино, и нам больше не нужно будет делиться по специализациям. Спасибо, что выслушали.

Дирус ушел, оставив Грампуса лицезреть пока еще познаваемый мир, щекотливой пустотой открывающийся взору за пределами гостевого зала.

На следующий день Грампус бродил по отсекам Альфы-1 и то и дело останавливался в узких переходах с прозрачными стенами. Поначалу вид за пределами комплекса производил сильное впечатление. Всякий, кто впервые увидел ничто, зажимающее со всех сторон каменистую площадку станции, мог ощутить, как пол уходит из-под ног. Редкие огоньки, — искусственные тела на большом отдалении, — медленно плыли по дуге вокруг этого одинокого, слегка подсвеченного электричеством астероида. Грампус подумал, что так себя будет чувствовать человек, безлунной ночью в чаше большого телескопа. Ему даже чудилось, что чаша движется, и он движется тоже, — иллюзорно, как на тех статических картинках, где человеческий мозг столь глупо обманывается.

Поблуждав еще немного, он пришел в контрольный зал, привел мысли в рабочий вид и решительно вошел. Дайна была там, в окружении нескольких ученых. Она подозвала его рукой, не желая прерывать доклад. Рассказ вел представитель фронтир-команды, имя которого Грампус едва запомнил. Шиитан, или, может быть, Шии Тан, или даже Шии-тан. Личные данные и биография других ученых не раскрывались, и об этом странноватом персонаже, похожем на сплюснутый перегорелый пирожок, Грампус мог только предположить, что он не с Авиона, потому что на Авионе была всего одна раса. Однако и на Земле математик не встречал чернокожих людей с узким разрезом глаз и вдавленным морщинистым носом.

— Все станции Бета, Гамма, Дельта и Эпсилон в строю. Гамма-3 и Дельта-2 готовятся к соединению типа “транзит”, за ними будет транзит Г-1 Е-1, затем второй путь Д-2 Е-2, и еще один транзит Д3 Д4. Затем будет мост Е 1,2,3. Последними начнут вводиться станции: Новая Альфа, Эпсилон-4 и Дзеты с первой по третью. Все это запланировано на девятую неделю. Новый рубеж, станции Эта с первой по четвертую, — на десятую неделю, с интервалом в три дня, отклонение от изначального плана отсутствует в пределах погрешности. План ближайших двух месяцев — создание и подготовка оборудования для шестого сезона.

Тем временем схема сети на стене изменилась. Эпсилон-2, узел на самом краю графа, изображенный как цилиндрический модуль космической станции с парой антенн, вспыхнул красным и замигал. Свет был настолько сильным, что комнату затопило кровавыми тонами. Шии Тан поднял голову и прервался на полуслове, — и в этот момент раздался настойчивый прерывистый сигнал. Трррль, трррль, трррль, — Грампус узнал в трелях си-бемоль первой октавы с примесью ля на угасании звука. Ему никогда не нравилась эта нота, вызывающая ощущение надрыва и тревоги, и вот она голосила на весь зал, а Дайна удивленно глядела на схему, и все ждали, что она будет делать. Она подошла к пульту и нажала несколько клавиш. Сигнал умолк. Вместо него из динамиков зазвучал будничный, невыразительный мужской голос:

— Станция Эпсилон-2 на связи. Говорит дежурный Э2-Д, ответьте.
— Альфа-1, Дайна, говорите!
— Красный код. У нас ЧП неизвестной природы.

Дежурный демон Эпсилон-2 рассказывал монотонно и без эмоций. Вряд ли для демонов существовали какие-либо опасности. Ни вакуум, ни экстремальные температуры, ни жесткая радиация не могут навредить информационному существу. Даже черные дыры могли оказаться бессильны, но такой опыт, насколько было известно Грампусу, пока еще никто не проводил.

— Три минуты восемнадцать секунд назад в результате неизвестного происшествия оказалась разрушена часть второго портального коридора и узловой шлюз. Произошла полная разгерметизация этих помещений. Аппаратные и исследовательские отсеки не пострадали, оба портальных зала целы, снабжение и коммуникации в норме. Станция введена в аварийный режим. Какие будут инструкции?
— Почему красный?! — страшным голосом спросила Дайна.
— Уровень тревоги выставлен в соответствии с программой. Пункт “человеческие жертвы”. Присвоить наивысший красный уровень и действовать по аварийному плану. Какие будут инструкции?
— К черту инструкции! Кто жертва? Кто погиб?!
— Элефас Фалконери, член группы Дируса Каниса. Оказался в зоне поражения. Повреждения органического тела несовместимы с человеческой жизнью. Какие будут инструкции?

Дайна смотрела на мигающий огонек и молчала. Грампус приметил, как мизинец ее правой руки стал подергиваться в такт красному свечению.

— Какие будут инструкции? — невозмутимо повторил дежурный демон.
— Элефас, — проговорила Дайна. — Как же так, что он там делал…
— Ожидаю ввода инструкций.

Грампус, неожиданно для самого себя, перехватил инициативу:

— Эпсилон-2, на станции есть еще люди?
— Отрицательно, людей нет.

Дайна опустилась в кресло и закрыла руками лицо. Математик продолжил:

— Эпсилон-2, сообщите больше фактов, начиная с наиболее существенных.
— Было одномоментное выделение большой кинетической энергии, классифицируется как взрыв. Ударная волна превратила юг второго портального коридора и большую часть узлового шлюза в набор обломков. Некоторые из них имеют параболическую скорость. Тело Элефаса Фалконери фракторизировано. Верхняя его часть находится на поверхности астероида недалеко от узлового шлюза. Обе ноги отделены от тела на уровне колен и удаляются. Скорость и направление ног позволит им выйти в точку апоцентра астероида через…
— Спасибо, Эпсилон-2, мы поняли. Чем вызван взрыв?
— Неизвестно.
— Вы можете отследить причину?
— Отрицательно, это закрытый мир, эфир не хранит информацию.
— А провести расследование?

Грампус тут же понял, что бессмысленно задавать такие вопросы дежурным демонам. Ответ был закономерен:

— Невозможно, это не входит в мою зону ответственности.
— Значит, мне придется туда идти, — сказал Грампус Дайне. Она подняла на него взгляд и кивнула. Он снова заговорил в микрофон:
— Подготовьте станцию к моему прибытию. Мне будут нужны воздух, давление, температура, гравитация, защита от радиации, — и прочее, вы должны знать. Я хочу провести осмотр зоны поражения.
— Принято.
— Это еще не всё. Обломки я тоже хочу осмотреть, и их нужно вернуть. И тело. Соберите его, подготовьте к транспортировке на базу. И будьте деликатнее, это вопрос уважения к мертвому человеку.
— Имеются инструкции по упаковке чемоданов, применить их к телу Элефаса?

Грампус явственно услышал шумный, полный негодования вздох со стороны Дайны и решил не обращать на него внимания.

— Ладно, хорошо, примените. Теперь это всё, конец связи.

Мерцание красного стихло, будто бы кто-то плавно повернул ручку яркости.

— Дайна, вам понятна причина, по которой расследованием должен заняться именно я? — спросил Грампус.
— Да действуйте, я даю вам полномочия своего представителя. Что вам потребуется?
— Мне нужен демон-управляющий. С ним я отправлюсь на Эпсилон-2.
— Фиорд? — Дайна заколебалась, и было видно, что у нее были некоторые возражения, но после короткой заминки она сдалась: — Хорошо. Я это устрою. Что-то еще?

Грампус немного подумал и выдал ряд вопросов:

— Чем занимался господин Фалконери? Кто он? Почему был в это время на станции Эпсилон-2? Это согласовано с вами или господином Канисом? Мне будут нужны ответы на эти вопросы. По возможности, подробно, в текстовом виде. И еще мне нужно знать, чем были заняты другие.

Дайна уже взяла себя в руки и вспомнила, что является руководителем экспедиции, и что в помещении были другие сотрудники. Они молча сидели за столом, ожидая, чем всё кончится. Дайна выпрямилась и сказала:

— Я вызову Каниса, и мы подготовим вам отчет. Поговорим позже, когда вы свяжетесь со мной с Эпсилон-2. Я бы хотела получить вашу оценку ситуации. А сейчас я объявляю общий сбор. Поскольку мы не знаем, что это было, нужно принять меры безопасности. Так положено.
— Хорошо, — принял к сведению Грампус, — но пожалуйста, по возможности не раскрывайте подробностей. Лучше, чтобы никто не предпринимал никаких действий, пока я не вернусь. И нам нужно доставить тело сюда. Я не знаю, что принято делать в подобных случаях. Возможно, заморозить.
— Подобных случаев не было, — тихо проговорила Дайна, и Грампус снова услышал глубокую обеспокоенность в ее голосе.
— Да, и еще: опечатайте личную каюту господина Фалконери. Никто туда не должен входить.

Пока Дайна раздавала указания, Грампус вышел из командного центра и почти столкнулся лицом к лицу с Фиордом. Управляющий уже ждал за створкой, неподвижный, безмолвный, спокойный силуэт. Грампус отметил, что впервые задумался, нужно ли подавать руку коллеге-демону. Какова этика отношений на станции? Почему-то об этом не говорили. Он всё же протянул руку:

— Мы не представлены. Грампус Грисеус, математик.

Фиорд снял капюшон и ответил на рукопожатие. Белых перчаток на нем уже не было. Рукопожатие получилось очень формальным, и вместе с тем донельзя человеческим. Да он и был человеком, и никакие медицинские приборы не могли бы обнаружить аномалии. Если бы Грампус не знал, что перед ним искусственное тело, он бы не придавал значения анатомическим подробностям собеседника; но привыкший к осознанности, где-то на втором уровне восприятия, он оценивал новые ощущения от прямого контакта с иной цивилизацией. Это важный опыт, который может пригодиться в будущем.

— Мое согласованное имя Фиорд, — представился управляющий. — Мы должны были встретиться чуть позже, в более рабочей обстановке. Но в сложившихся обстоятельствах я принял просьбу Дайны, и готов сопроводить вас на Эпсилон-2. Можете заниматься расследованием. Вашу безопасность я беру на себя.
— Я это ценю, спасибо. Уверен, без вашей помощи мне не обойтись. Вы что-нибудь знаете об инциденте?
— У нас есть только самая поверхностная телеметрия о состоянии астероида. Вы бы хотели ознакомиться с данными? Тогда нам нужен терминал, подойдет любой.

Грампус задумался, что будет правильнее: потратить время на анализ данных, потенциально извлечь полезную информацию, или же сразу отправляться на Эпсилон-2.

— Данные подождут, — решил он. — Давайте сначала посмотрим своими глазами.

Какова вероятность сегодняшнего события? Можем ли мы ее оценить? Вероятность наступления катастрофически плохого события… Это вероятность наступления некоторого события, помноженная на вероятность, что событие будет катастрофически плохим… И какова условная вероятность повторения этого события? А если примем условие, что это не было случайностью, а даже и наоборот?

Таким отстраненным думам предавался Грампус, пока они шли по Альфе на другую сторону сектора, в портальный зал Бета-1, ведущий на одноименную станцию.

— Эпсилон-2 — сейчас это наша главная фронтир-станция из трех, — стал рассказывать управляющий. — Мы ввели ее в эксплуатацию в составе связки Эпсилон 1, 2 и 3. С каждой из них мы стартовали длинный, в два световых года по Q, трек. Они, по плану, заканчиваются новыми станциями — Дзетами: первой, второй и третьей, соответственно.
— Боюсь, что теперь планы под вопросом, — заметил Грампус.
— Верно. Если говорить в целом, мы дублируем пути, вводим дополнительные треки, — для удобства и безопасности. К Эпсилон-2, например, можно пройти двумя путями.

Все внешние станции были похожи. Грампуса посетило мимолетное ощущение дежа вю, когда они в очередной раз вошли в портальный зал. Как и все прочие , он представлял собой полусферу десяти метров в диаметре. По центру, в окружении условного заборчика, стояла арка из мрамора, — и казалось, что арка — это просто арка, под которой можно ходить, но таблички, — просто таблички, — нарушали эту иллюзию. Сперва ученый принял их за резиновые коврики, и лишь подойдя ближе, убедился, что это металлические пластины, вмонтированные в пол. Гравировка на них была ориентирована к порталу, — так, чтобы наблюдатель мог читать название станции, на которую он собирается перейти. Те же самые обозначения украшали стены на уровне глаз.

Грампус и Фиорд только что прошли “Дельту-1” насквозь и теперь стояли на пороге “Эпсилон-2”. Управляющий пересек невидимую черту портала, осмотрелся и сделал знак рукой. Грампус последовал за ним. Это был четвертый переход, но математик только сейчас понял очевидную, в общем-то, вещь. Здесь, по границе портала, пространство искривляется в трехмерный мост, протянутый между складками на миллионы и миллионы километров, — но никакие человеческие органы чувств не могут определить, как твое тело было здесь, а спустя шаг оказывается там. Так далеко, как невозможно попасть простому человеку, или даже не совсем простому.

В воздухе “Эпсилон-2” заметно звучали ноты расплавившейся проводки. Возле стены лежал большой куль, свернутый из серых тканей. В куле угадывался человеческий торс от головы до колен. Еще две продолговатых части тела были прислонены к стене в форме домика. “Бездушная бесцеремонность”, — подумал математик.

Фиорд присел к телу и погрузил в него руку, — и она вошла в тело без какого-либо сопротивления. Грампус поспешно отвернулся, но призрачная рука, — та самая рука, которая при пожатии была вполне теплой и живой, — оказалась въедливой даже на ментальном уровне. Забыть увиденное Грампус уже не мог.

— Это Элефас Фалконери, — сказал управляющий. — Он не похож на свою утреннюю версию. Тело… очень пострадало. Оно старое, сморщенное. Волосы поседели, зубы сгнили, внутренние органы изношены. Судя по биохимическому составу, старение было быстрым и равномерным. Оно и стало причиной смерти. Голени… отсечены от бедер чуть выше колен. Срез бедренной кости ровный, ткани обуглены до корки. У голеней эффекта старения нет.
— Спасибо за информацию, Фиорд. Нужно оправить тело назад на Альфу. Как нам это лучше сделать?
— Э2-Д, местный дежурный демон, транспортирует тело. Однако мне придется перевести его функции на себя. Мы не сможем покинуть Эпсилон-2 до его возвращения. Станция действует, и на ней всегда должен быть демон. Есть процессы, которые требуют нашего постоянного внимания, — в частности, поддержание порталов в активном состоянии.
— То есть, — обеспокоился Грампус, — вы не поможете мне с осмотром?
— Не волнуйтесь, нам это не помешает, я могу выполнять несколько работ одновременно.

Несмотря на заверения управляющего, Грампус думал о том, насколько велика опасность находиться здесь, посреди картины разрушений. Нарочито грубоватой и слегка сюрреалистичной картины. Картины, в которой сплелись побеги раскосого футуризма и той опустошенности художника, что проглядывает в тенях и штрихах между геометрическими формами. Только эта промежная чернота, думал он, и составляет суть, только она важна, и только в ней весь сакральный смысл. Сотри все провалы, — и останутся на полотне лишь аляповатые фигуры, не более чем случайные гости, в испуганном порыве прижавшиеся друг к другу, потому что осознают они свою недолговечность и обреченность в конце концов распасться, раствориться и исчезнуть совсем.

Грампус попросил управляющего приблизить обломки. Было неуютно стоять под зонтиком из покореженной арматуры, и видеть, как ее части надвигаются, смыкаясь плотнее, словно хотят сделать тебе преждевременное погребение. Он стоял на голом камне в двадцати шагах от станции, точнее, от того, чем был раньше узловой шлюз. Сохранилась западная стена, но и та носила отпечаток произошедшей здесь катастрофы, будучи выгнутой против своей естественной кривизны. Стена эта была без иллюминаторов, потому что почти вплотную прилегала к скале астероида, и смотреть там было не на что. Зато теперь, в свете расставленных по периметру софитов, скала заливалась насыщенным фиолетовым цветом, с отдельными оранжевыми прожилками. Стеклянное крошево под ногами отражало эти оттенки, рассеивало свет красочными переливами, что создавало еще большее ощущение сюрреализма.

— Вот здесь, видите? — Грампус указал на обломок, что завис в нескольких метрах над ним.

Фиорд безучастно скрестил руки на груди. Он остался стоять на уцелевшей части здания и просто ждал.

— На ней хорошо заметно пятно, как будто копоть. Я бы сказал, это сектор эллипса. Около сорока процентов всей площади. Возможно, след от воздействия огнем.

Грампус обратил внимание на опоры под станцией и попробовал оценить их прочность. Эти металлические балки, скрещенные в форме “ежа”, приняли бы нагрузку и неизбежно бы прогнулись, — чего он не наблюдал. Часть балок была просто вырвана с болтовыми корнями, но не деформирована по длине. О чем говорил этот факт, математик пока не понимал. Может быть, ни о чем полезном.

Фиорд подал руку и легко, без напряжения, втащил его на платформу.

— Меня беспокоит характер этого взрыва, — сообщил математик. — Я хочу изучить вот эти три обломка.

Четыре изуродованные металлические конструкции медленно вылетели из скопления и приблизились так сильно, что в них стало можно узнать фрагменты коридора. Каждый из обломков нес свою часть того округлого пятна, которое математик заметил ранее. Он протянул руку и провел пальцем. Поверхность была холодная и ничем не мазала.

— Попробуйте представить, что это сечение трехмерного тела искривленным потолком коридора, — предложил Грампус. — Какое это должно быть тело?
— Это простая задача, — ответил Фиорд. — Шар.
— Верно. Вы можете сказать, каков химический состав этих следов?

Фиорд тоже прикоснулся к парящему обломку.

— Состав прежний: органическое стекло, титан. Отличается сильным износом материала, который приводит к хорошему поглощению света. Тем не менее следы свежие, на молекулярном уровне все еще происходят остаточные реакции.
— Любопытно.

Грампус подумал, что граница пятна слишком ровная, как по циркулю. Он оценил диаметр и пришел к некоторому заключению. Сделав несколько шагов в сторону, он стал рассказывать:

— По форме пятна мы выяснили, что это был шар. Его диаметр соответствует размаху моих рук. Обломки хорошо подходят к этому месту, как элементы головоломки, а значит, центр должен быть там, где сейчас находится моя голова. Несложные логические построения, не правда ли? Но и это еще не всё. Область внутри сферы воздействовала на материал стен, вызвав обширный износ. По-видимому, то же самое произошло с телом Элефаса, а значит, он попал внутрь этой сферы. Как видите, пол здесь целый, совсем не затронутый ни взрывом, ни износом: на нем нет пятна, и он выглядит неповрежденным. Это хорошо согласуется с тем, что ноги Элефаса были отрезаны выше колен, — именно на такую высоту была приподнята сфера. Я уверен, что господин Фалконери перед смертью стоял здесь… Остались только две загадки — природа этого шара и причина его появления. Вероятно, решив одну из них, мы сможем подступиться и к другой.

Фиорд по-прежнему находился поодаль. Он слушал, но никак не вмешивался; несмотря на безучастный вид, он был занят тем, что управлял окружающей средой. Вся станция, а может, только эта ее часть, была заключена в невидимый пузырь. Воздух здесь граничил с открытым вакуумом и не улетучивался, радиация всех мастей, приходящая извне, поглощалась барьером, температура и давление были в норме. Под щитом жизнеобеспечения не гулял даже авантюрный ветерок. Было так тихо, что откуда-то снизу пробивался гул электростанции, обычно тонущий среди остальных шумов. Астероид казался незыблемым, кое-где из него торчали скрюченные, опечаленные крепления, крошево стекла сверкало, а обломки медленно вращались на тех же самых позициях.

— Э2-Д задерживается на Альфе, — сказал Фиорд, — Дайна с его помощью проводит свой анализ причин смерти.
— Вот как? — отозвался математик. — Мы с ней условились поговорить, как я закончу.
— Мы можем организовать видеосвязь из лаборатории. Она находится в следующем отсеке, сразу же после этого.
— Хорошо, идемте туда.

Лаборатория понравилось математику с первого взгляда. Это был продолговатый зал с колоннами и переборками, которые разделяли его на несколько тематических зон. Пара полуткрытых кубиклов предназначалась для совещаний: стояли диваны, столы, имелись компьютеры и маркерные доски. Угловые комнаты позволяли уединиться, и там, за матовыми стеклами и звуконепронецаемыми панелями, можно было отдохнуть или заняться чем-то, что требовало высокой концентрации. Самый центр лаборатории занимали несколько рядов со сложными устройствами, от которых в фальш-пол уходили пучки толстых кабелей. Высота иных приборов достигала потолка, но были такие, которые помещались на столах. К ним, как правило, можно было подсесть, и поработать за консолью с экраном и клавиатурой. В помещении стоял легкий едва слышимый гул, и тут и там перемигивались светодиодные огоньки. Грампус вспомнил давнюю экскурсию в институт ядерной физики, хотя экспериментальные установки в его недрах выглядели более кустарно.

Они проследовали в ближайший кубикл. Один из компьютеров уже был включен, и, более того, передавал изображение с видеокамеры по ту сторону соединения. Было видно клавиатуру, мышь, часть стола и стул с высокой спинкой. Математик сразу же заключил, что это личный кабинет Дайны. Фиорд сообщил, что Дайна выйдет на связь через пятнадцать минут. Не желая терять время, Грампус попросил показать данные, собранные разными датчиками на момент взрыва, и углубился в их изучение.

Вскоре появилась Дайна, уже более собранная, нахмуренная и немного нервная. Она села на стул, положила на стол папку с документами. Не глядя в камеру, вполоборота, она сказала:

— Плохи наши дела. Я провела осмотр тела. Кое-что стало яснее, но не слишком. похоже, что вы правы, и именно вам придется со всем этим разбираться. Вы независимое лицо, в экспедицию вышли в первый раз, в отличие от остальных. Но я бы хотела, чтобы вы сами рассказали, что вы обо всем этом думаете.

Грампус кивнул, выдержал небольшую паузу и стал описывать то, что видел: куски стен и пола, круглая отметина, направленность взрыва.

— Но это наблюдения, — продолжал он, — а важнее — выводы, которые мы уже можем сделать. Вывод первый. Господин Элефас попал в пузырь, в котором время было ускорено в десятки или сотни раз. Всё его тело мгновенно состарилось, исключая голени, которые были отрезаны складкой пузыря. Вывод второй. Это не природное явление. Такая вероятность остается, но она очень мала, крайне мала. Нам пришлось бы предположить, что спонтанные временные кавитации могут происходить не только в сверхплотном эфире. Такой эфир, мы знаем, служит границей Универса и Демониона. А здесь его почти нет, — по крайней мере, в области Эпсилон-2. К тому же я бы ожидал увидеть много мелких пузырей с меньшим коэффициентом ускорения, чем один, развивающийся так быстро и именно там, где оказался господин Фалконери. Поэтому мы не будем рассматривать версию природного явления. А значит, мы делаем вывод третий: пузырь — искусственного происхождения. И здесь у нас возникает трудный вопрос. Мог ли господин Фалконери создать его сам? Если мы допустим, что он эфир-положителен, то даже и в этом случае, нужна очень хорошая подготовка. Я не могу представить, чтобы человек сделал это так четко и так быстро. Судя по данным с эфирных сейсмографов, пузырь достиг своей максимальной плотности за пять секунд. К сожалению, я не эфир-положителен, но зато я умею считать. Мне нужно примерно полчаса, чтобы выполнить расчеты для такого пузыря. Получится примерно десяток численных характеристик с точностью до одной стотысячной. Мне сомнительно, чтобы человек мог их запомнить и воспроизвести. Две характеристики на секунду! — Выглядит невозможным. Но может быть, я плохо думаю о господине Фалконери. Поэтому я и запросил больше информации о нем. Чем он занимался, какие у него были навыки, что он умел.
— Да, спасибо за ваши выводы, — сказала Дайна, притянула к себе папку и открыла ее. — Элефас Фалконери, сорок семь номинальных лет, физик, входил в группу полевых исследований под руководством Дируса Каниса. Участник экспедиции с первого состава. Наиболее квалифицирован из всех, занимался анализом данных. Также был ответственным за пуско-наладку приборов. Сегодня во второй половине дня он должен был участвовать в планерке. Дирус Канис утверждает, что никаких задач до этого момента Фалконери назначено не было, и почему Элефас ушел гулять по станциям, он не знает. Я уточню, что это не запрещено, но обычно в этом нет необходимости. Когда станция введена в эксплуатацию, и установлен портальный мост, мы все исследования выполняем удаленно, а в редких случаях, когда нужно что-то исправить, мы обращаемся к дежурному демону. Еще я должна сообщить, что Фалконери считали очень большим профессионалом. Его продуктивность всех удивляла. Дирус Канис отзывался о нем очень положительно.
— А что насчет чувствительности к эфиру?
— Это важная характеристика, Грампус, — весомо произнесла Дайна. — Вы знаете, что вы все здесь потому, что я вас нашла и предоставила вам уникальные возможности. Мне было бы непростительно упустить из виду такое обстоятельство. Он не эфир-положительный.
— Что ж, — протянул математик. — Тогда получается, что моя единственная гипотеза не работает…
— Расскажите, что за гипотеза.
— Извините, Дайна, я бы сначала хотел уточнить пару деталей. Можно?
— Хорошо, спрашивайте.
— Храните ли вы сырые, необработанные показания приборов с предыдущих сезонов?
— Да, конечно. Реплики есть на серверах на всех станциях.
— Тогда я бы попросил вашей санкции на выяснение, когда и что делали члены экспедиции, куда ходили, с точностью до часов. Особенно меня интересует прошлый, четвертый, сезон. Иными словами, я хочу составить досье передвижений.
— Я не очень понимаю, — Дайна нахмурилась. — Мы не следим за сотрудниками, у нас нет даже видеокамер. Как вы это сделаете? Будете всех опрашивать? Вряд ли кто-то помнит, как он ходил по станциям несколько месяцев назад.
— Нет, не опрашивать. Скажите, ведь все датчики работают непрерывно? — уточнил математик. — Сейсмографы, обычные и эфирные, температура, манометры, гироскопы и прочее?
— Да, конечно. Но как это вам поможет?
— У каждого человека свои особенности: походка, одежда, дыхание, голос. Это всё попадает в сырые данные. Я могу выделить эту информацию из фона. Дальше уже можно использовать некоторые методы анализа, чтобы составить маршруты всех членов экспедиции. Это не так сложно, просто требуется время. Но мне нужна ваша санкция, потому что мне придется нарушить личное пространство людей.
— Я поняла. Вам это действительно нужно, Грампус? Мы можем сделать что-то еще кроме этого?
— Да, и более того, я бы хотел обойтись без досье передвижений. Возможно, мы узнаем что-то еще после досмотра личной каюты господина Фалконери. Вы, ведь, там еще не были?

Но что ответила Дайна, осталось неизвестным. Программа видеосвязи моргнула, и картинку сменила надпись “Соединение потеряно”. В тот же момент Грампус ощутил, как пол вздрогнул, и кресло под ним издало протяжный скрежет. Спустя несколько мгновений толчок повторился, потом снова. Экспериментальные установки в центре зала тоже среагировали на удар: некоторые лампочки переключились на красный цвет. Математик повернулся к управляющему.

— Пространственные мосты разрушены, — сообщил Фиорд. — Переживаем скачки напряженности пространства-времени.
— Что это, Фиорд? Взрывы?
— Не могу сказать. Если и взрывы, то не на Эпсилон-2. Мосты разрушены. Порталы больше не работают. Мы отрезаны от Альфы и соседних станций, и связи с ними нет. Я перевел все системы в автономный режим.

Тряхнуло еще несколько раз, — ощутимо, но не сильно. Магнитуда толчков явно уменьшалась.

— Остаточный эффект продлится несколько минут, — сказал Фиорд. — Опасности нет.

Любопытно, подумал Грампус. Он читал про это, но ему никогда не приходило на ум, что порталы на такие расстояния и правда должны приводить к огромному натяжению пространства-времени. Из-за разрыва возникла серия затухающих возвратно-поступательных пространственных искажений, как будто лопается огромная пружина. Если не сбросить высвободившуюся энергию в вакуум, астероид разорвет приливными силами. Остается только поблагодарить Фиорда за то, что он исправно делает свою работу.

Грампус уловил себя на мысли, что почему-то не удивлен в должной степени. Возможно, к нему еще не пришло осознание момента, а вместе с ним и не пришла обеспокоенность. Возможно, это осознание уже сидело в нем где-то глубоко, а потому обеспокоенность уже не имела смысла. Так или иначе, он порадовался, что может мыслить трезво и расчетливо. Сегодня явно был хороший день.

— Что ж, — обронил он, — теперь мы можем быть уверены, что экспедиция подверглась диверсии. Логично предположить, что господин Фалконери стал первой жертвой, скорее всего — случайной.

Грампус встал и прошелся по залу. Мыслей было так много, что хотелось их как-то упорядочить. Он остановился возле маркерной доски.

— Значит, мы теперь сами по себе, — сказал он. — И как надолго, Фиорд?
— Минимум на три года. Скорее всего — больше, потому что мы не знаем ситуации на промежуточных станциях.
— Три года? Это довольно много.
— Да. Порталы можно восстановить только физическим переносом арок из места их запутывания в разные точки пространства. Между Эпсилон-2 и Дельта-2 чуть меньше двух световых лет. Если на Дельте-2 создадут пару запутанных арок и отправят демона с одной из них к нам, пройдет не менее трех лет, с учетом ускорения, торможения и, в особенности — поиска станции. Но если порталы разрушены вообще везде, я не берусь подсчитать, сколько времени займет их восстановление.

Грампус молчал. По всему выходило, что сначала надо внести полную ясность и очертить оптимистичные и пессимистичные сценарии. Фиорд, конечно же, помнил все экспедиции в деталях, и вскоре на доске появилась подробная карта всех существующих станций.

— Если предположить, что разрушен весь основной путь, то у нас четыре перехода, которые требуется восстановить. Начать можно только с Альфы-1, воссоединить ее с Бетой-2, потом с Гаммой-2, Дельтой-2, и, наконец, Эпсилон-2. Четыре перехода по три года каждый, итого двенадцать лет. Но даже если атаке подвергся лишь один переход, нужно три года, чтобы преодолеть расстояние между Дельта-2 и Эпсилон-2. Дайна не может знать наверняка, что с нами случилось, и не разрушены ли станции полностью. Снарядит ли она многолетнюю спасательную операцию без каких-либо гарантий на успех? Если станции разрушены, то нет ни ориентиров, ни маяков. Можно бесконечно блуждать по космосу и ничего не найти. В этой игровой ситуации мы рискуем потерять много времени в ожидании ничего. И единственный способ снизить наши риски — это сообщить Дайне, что мы здесь, и мы ждем.
— Сигнал до Дельты-2 будет идти около двух лет, — заметил Фиорд. — Еще три года на восстановление портала. Итого пять лет, в лучшем случае.
— Да, поэтому мы должны связаться с ними через эфир, — сказал Грампус.
— Это вряд ли возможно, — возразил демон. — Эфир в этом мире почти отсутствует. Нужно значительное усилие, чтобы общаться в пределах станции, но на больших расстояниях любая осмысленная информация искажается и смешивается с шумом.
— Я изучал некоторые отчеты прошлых экспедиций. В них сказано, что вы проводили эксперимент с передачей информации через эфир между станциями. Вы сами участвовали в нем, Фиорд. Можете рассказать подробнее?
— Конечно.

Грампус всё больше стал понимать, насколько ценного напарника он приобрел. Фиорд хранил в своей памяти все детали, все числа, все отчеты, до буквы. При необходимости, он мог воспроизвести любой материал, а мог просто пересказать, выделяя только главное.

Целью эксперимента было определить, можно ли пользоваться эфирной связью, не прибегая к помощи радиоволн, для которых необходимо, чтобы работали порталы. Эксперимент поставили на второй сезон, когда была введена в строй первая из фронтир-станций, Бета-1. Участвовали два демона. Первый должен был формировать сообщения, а второй принимать. Гипотеза гласила, что успешность передачи информации через мелководный эфир — это вероятностная характеристика, зависящая от нескольких параметров. Следовало определить и параметры, и характер зависимости. Расстояние между Альфой-1 и Бетой-1 принималось за константу, а первым вариативным компонентом была взята информационная сложность передаваемого образа.

— Мы формировали разные образы, — рассказывал Фиорд. — Например, вращающийся тетраэдр. Мы проверяли гипотезу на большом спектре по шкале информационной сложности. Чем более сложен образ, тем более вероятно, что он отразится в мелководном эфире, предварительно распавшись на примитивные геометрические формы. Принимающий демон при этом способен заметить, что плотность геометрического шума кратковременно возрастает, но без статистически значимого количества передач выделить сообщение из него не представляется возможным. Мы могли сделать любой образ неограниченно сложным и тем самым приблизить вероятность к единице, но это теряет практический смысл уже после одной секунды на бит информации. Мы выявили закономерности и определили коэффициенты, но из них следовало, что искажения не позволяют нам передавать сколь-нибудь содержательные образы. Информация распадается в примитивы и часто не доходит до адресата.
— Значит, принципиальная возможность есть, — сказал математик.

Он стал думать. Какова задача? Как найти решения, сколько их? Какие ограничения? Какие другие задачи основываются на этой? Детали требовали уточнений. Грампус достал из внутреннего кармана футляр, где он хранил по кусочкам логарифмическую линейку и очки. Линейка как таковая ему требовалась редко, но когда он держал ее в руках, когда перемещал подвижную шкалу, он лучше фокусировался на процессе. Математик даже не замечал, как цифры на линейке, попадая через сетчатку глаз прямо в мозг, вызывали из памяти хорошо организованные знания и смыслы. Грампус нередко погружался в размышления так глубоко, что внешний мир таял, само его существование забывалось, а его место занимала математика, полная неожиданных поворотов и прозрений. Цифры и символы, в которых он плавал, завораживали своей красотой и гармонией, выстраивались в упорядоченные цепочки рассуждений и причудливые формулы, пока наконец не превращались в понятную и логичную математическую модель.

Мир медленно возвращался. Сколько прошло времени, Грампус не знал; должно быть, несколько минут. Но это были очень насыщенные, очень приятные несколько минут, проведенные в его любимой стихии. Грампус повертел головой, увидел разную аппаратуру, и вспомнил, что находится в лаборатории станции Эпсилон-2. Вспомнил, зачем он здесь, почему сидит в этом кресле, и чем занимается. Вспомнил, что он не один. Поодаль стоял его партнёр, демон-управляющий. Он не сдвинулся с места, не проронил ни слова. Он просто стоял, скрестив руки, и тоже о чем-то думал.

— Мы будем транслировать сигнал SOS, — сказал Грампус.
— Вы хотите отправлять текст? — спросил Фиорд. — Это сложный образ. Гораздо сложнее, чем тетраэдр.
— Нет, не сам текст, а точечный код, записанный в битовой морзянке. Условно говоря, 1-1-1-11-11-11-1-1-1. Точкой будет факт всплеска геометрических форм. Без разницы каких, — нам важно лишь превышение плотности эфира над фоном.
— Допустим. Как вы собираетесь бороться со случайными потерями?
— Есть разные техники. Повторение. Коды Грея, Хемминга. И хотя одного факта, что в эфире появляется периодический сигнал, достаточно, чтобы на Альфе поняли, что мы в порядке, я хочу, чтобы этот сигнал стал опорным для установления алфавита. Мы будем отправлять сигнал не в чистом виде, а наложенный на узнаваемую последовательность… Например, простые числа. Мои рассуждения основываются на самых базовых математических идеях, и я надеюсь, что на той стороне нас услышат и поймут. В предположении, что на один бит нужна одна секунда, все сообщение уместится в пять минут. Одно сообщение каждые пять минут — это 288 сообщений в сутки. 864 сообщения за трое суток. Если этого окажется недостаточно, если мы не получим симметричного ответа, продлим сеанс до семи суток, это 2016 сообщений. Как только нам удастся установить двухстороний SOS-контакт, мы перейдем к более сложным сообщениям. Если же не удастся, то мы сменим стратегию. А сейчас мы должны начать передачу, Фиорд, и как можно скорее.
— Я все еще не понимаю, что именно мне делать.
— Да, верно, — согласился Грампус. — До конца дня я составлю для вас инструкции. И я хочу, чтобы вы начали восстановление станции. Впереди нас ждут месяцы и, вероятно, даже годы пребывания здесь.

Удивительно и необычно было понимать, что его участие в эксперименте EE-11-AQ примет такой характер. И что его теоретические размышления о том, как бы он проводил время в одиночестве, чем бы себя занимал, вдруг стали реальными, воплотились в жизнь. Грампус всегда был обособлен от общества, и не нуждался в нем так сильно, как другие, но и полной изоляции он не испытывал никогда. Ему всегда думалось, что он перенесет изоляцию пусть не героически, но и не так сложно, как дались ему первые четверо суток. Пока Фиорд посылал сигнал SOS, Грампус программировал, создавал инструмент для анализа профилей передвижения.

Программирование сопротивлялось. Как воздух, Грампусу нужен был уютный кабинет и просторная квартира, с качественной мебелью и регулируемыми условиями. Мозг математика был капризен и требователен, и чтобы работать на пике производительности, он желал хорошего сна и правильного питания. Каюты на Эпсилон-2 для этого не подходили, как и почти декоративная кухня с базовым набором долгохранящихся запасов. Он спросил Фиорда, что с этим можно сделать.

— Еду я вам обеспечу, — ответил управляющий. — Однако создание квартиры, формирование мебели и других элементов интерьера — процедура сложная и долгая. Материи здесь достаточно, наш астероид вовсе не мал, но я бы посоветовал всё рассчитать, чтобы не потратить лишнего.
— Значит, нам нужно точно знать, как долго мы здесь пробудем, — заключил математик. Будем ждать.

На пятые сутки Фиорд сообщил, что видит отклик. Они тут же прекратили вещание и стали слушать. Сигналы шли четким временными промежутками и хорошо накладывались на исходный сигнал SOS. Если это и был ответ, то потери и искажения в нем составили около девяноста процентов, — значительно больше, чем предполагал Грампус. Они продолжили накапливать сигналы, и через несколько часов получили весь паттерн, восстановленный из сотни-другой искаженных повторений. Без сомнений, звучал сигнал SOS, теперь отзеркалированный, и с небольшими изменениями. Вместо кода 5-2 паттерн содержал число 1-1. Математик не был уверен, что на том конце поймут его смысл, но все сложилось очень удачно. Альфа-1 услышала их и ответила. Теперь, когда у них была — пусть ненадежная и медленная, — но все-таки связь, Грампус почувствовал облегчение.

“5-2 SOS”

“1-1 SOS”

“5-2. НаСвязи ГиФ ЭтоСообщениеВамПонятно?”

“1-1. Дайна.ДаПонятноРадыСвязи.Статус?”

“5-2. БезИзмененийДелаемРемонт.Статус?”

“1-1. 3-1 4-1 4-2 ВзрывыКанисАрестЖдитеОтчет1Кб”

Последнее сообщение с Альфы гласило, что разрушены две первые станции Дельта, и одна станция Гамма. И что причастен к этому был никто иной как Дирус Канис, глава группы полевых исследований, руководитель Элефаса Фалконери, человек, с которым Грампус говорил не так уж давно, и на кого бы даже не подумал. Новая информация совершенно не вязалась с его видением, и теперь он очень хотел увидеть отчет, в котором, очевидно, будет дана ретроспектива о том, что произошло сразу же после разрыва порталов. Но передача одного килобайта через такой плохой канал должна была занять не меньше двух недель, так что он вернулся к своей программе. Начатое следовало закончить, даже если в этом больше нет необходимости.

Программа уже могла отображать перемещения абстрактного человека, но все еще не была достаточно натренирована, чтобы отличать один профиль от другого. Конечно, если бы Грампус мог, он бы сначала сформировал профиль Дируса Каниса, но пока еще приходилось работать с анонимизированными данными. Он загрузил показания приборов с последний дней четвертого сезона на Эпсилон-2. После того, как программа отработала, он получил несколько весьма подробных маршрутов. Он наложил их на карту и стал разглядывать.

Кем бы ни были эти люди, они вели себя вполне обычно. Кто-то делал обход, кто-то посещал лабораторию, чтобы там поработать. Один человек даже побывал на поверхности астероида, на площадке для наблюдений. Ничего предосудительного, хотя Грампус не был уверен, позволялось ли ученым выходить в открытый космос в одиночку.

Последний день четвертого сезона принес Грампусу первую важную находку. Странности в движении одного из ученых было сложно не заметить. Человек двигался медленно, гораздо медленнее, чем обычно ходят, шагал очень широко, поворачивал под прямыми углами, из-за чего иногда жался к стенам коридоров. В местах же, где коридоры шли в косую к его системе координат, он преодолевал пространство прямоугольным зигзагом. А еще человек делал остановки, и одна из них была в точности там, где на карте стояла метка Х — эпицентр взрыва.

Эта небольшая остановка впечатляла. Грампус вспомнил о десяти характеристиках, которые нужно было воспроизвести в уме, чтобы создать временной пузырь. Сложно было поверить, что такое провернул человек. Технически, это мог быть и демон, но демоны здесь были абсолютно подконтрольны, по причинам весьма фундаментальным и весьма метафизическим. Что же, программа была почти готова, и скоро он сможет отождествить все маршруты с конкретными членами экспедиции, и тогда у него будут неоспоримые доказательства в пользу одной из версий.

Последний маршрут, который Грампус проверил, принадлежал господину Фалконери. В день своей смерти, две недели назад, ученый просто гулял. Он выдвинулся из своей каюты в сторону ботанического сада, посидел там на скамейке под рядами вечнозеленых деревьев. Он не спешил; возможно, он читал или писал, а может, просто сидел и наслаждался травяными запахами. Спустя полчаса он, всё так же степенно и неспешно, покинул сад. Заглянув снова свою каюту, он отправился дальше. Теперь в его походке появилось больше живости, больше движения, шаги стали частыми и семенящими. Господин Фалконери разминался, намереваясь сделать круг по станциям. И он преодолел половину пути, пока здесь, в коридоре Эпсилон-2, что-то не отвлекло его от пробежки. Он повернул назад, — нерешительно, медленно, вкрадчиво, и оказался там, где оказался. Там, где линия трека обрывалась… обвзрывалась.

Грампус закрыл программу и широко зевнул. Свидетельства множились, толпились, толкались, и о чем-то сообщали, и о них следовало хорошо подумать. Он зевнул снова, отчего в глазах появились слезы, и он их напряжно смахнул. Так много кода он не писал давно. Он утомился чрезвычайно. Хотелось разнообразия. Хотелось просторную спальню с большой кроватью, и чтобы непременно с десятком верблюжьих подушек. Хотелось книжных полок, слегка пыльных и весьма пестрых. Хотелось мягких светильников, глубоких и упругих кресел, вкусный чай с бергамотом или чабрецом. Хотелось солнца, леса и росы. Хотелось прохладных ночей в горах, какие они любил наблюдать на Авионе. И не хотелось ждать этот нескорый отчет.

Видно было, что отчет составляли впопыхах, не очень заботясь о его художественной ценности. Он изобиловал сокращениями и умолчаниями, что превращало его в ребус. Состоял из трех частей: рассказ Дайны о чрезвычайных происшествиях и ролью Дируса Каниса, результаты осмотра каюты Элефаса Фалконери, а также инструкции по спасению. Грампус перечитал его несколько раз и погрузился в раздумья.

“ДКанис взят с поличным.Мотив-?,предполож.подрыв деятельности эксп.
После осмотра кают.ЭФ,персонал собран в жил.пом.Демоны проинструкт.сообщать о любых отклон.Когда связь всё,со ст.Г1 и Г2 сообщ.о разрыве с Д1 и Д2 соотв.Сообщ,что там был и есть ДК,он прошел Д2 Г2 Г1 Д1 Г1 и связь прервалась,порталы разруш.Он побежал на Г2, и я приказ.выкл.порталы.Связи с Г2 нет,ДК пойман
ДК эфир-полож.Как?

Осмотр каюты ЭФ
Вскрыли.Были:ДК,Шии Тан,я.Обнаруж
ковер на полу,на нем
больш.письм.стол с полк.по центру,на нем
комп,бумаги
сухпаек,вода,полуфабр,посуда
газов.кухон.плита-на столе
незапр.кровать,вплотную к столу,по центру
стопка книг-под столом
большой аккум.под столом
вещи
ЭФ работал много.Кровать,стол,постель и пр.состар.Под ковром обнаруж.больш.кругл.пятно:след временного пузыря.ЭФ делал пузырь с ускор.временем,жил
ЭФ эфир-полож.Как?

1й и 2й пути,мост Г1Г2Г3-нефункц.Есть 3й путь А1Б2Г3Д3Э3.По плану введение моста Э2Э3 9я неделя.Это ваш выход.Введете Э2Э3 в эксплуатац.Экспедиция стоп,эвакуац.Дайна и Шии Тан остаемся, встретим вас. Удачи!”

Удача Грампусу была бы не лишней. Все эти дни, недели и даже, можно сказать, месяцы, он был предоставлен сам себе. Он давно закончил программу, и она по первому требованию выдавала передвижения любого человека на любой из станций в любой из пяти сезонов. Он получил доступ к личным устремлениям ученых, их тайным привычкам и привязанностям. Он словно бы заглянул за ширму, за которой кипела настоящая жизнь, полная неожиданностей и даже приключений, — в той мере, в какой это было возможно в спартанских условиях научного комплекса. И он всматривался в клубки тесно переплетенных маршрутов, призывая удачу, чтобы она помогла ему найти последние ответы на поставленные вопросы.

— Фиорд, — сказал он, зайдя однажды на кухню. — Напомните, какой у нас план.
— Расчетное время наступает, — ответил Фиорд. — Скоро мы принимаем посыльного демона, летящего со станции Эпсилон-3, и устанавливаем портальную связь Э2 — Э3. Но есть погрешность. Посыльный демон выполняет инструкции точно, но подсчеты делаются несовершенными методами. Прибытие почти никогда не бывает идеальным. Наибольшее отклонение составило пять дней при введении в эксплуатацию Дельты-3.
— Фиорд, скажите, что для вас эта экспедиция, и союз с людьми?
— Экспедицию курирует Конгресс Демониона, и его слово имеет силу абсолютного закона для всех демонов, без исключения. Без людей мы не узнали бы про существование закрытых трансцендентных миров, и никогда бы не проникли в них. Мы ценим союз людей и демонов, и уверены, что благодаря ему мы узнаем больше о природе Универса.
— В таком случае мы должны будем с вами кое-что сделать, когда прибудем на Альфу. К сожалению, это многое изменит.

Дайна встречала их на новоиспеченном мосту, в портальном зале Эпсилон-3. Она была одета не по форме: в брюках и белой рубашке, с заколотыми на затылке волосами. Она улыбалась и излучала оптимизм. Позади скромно стоял Шии Тан, и, потупив взор, разглядывал свою обувь. Обменявшись приветствиями с Дайной, Грампус попробовал улыбнуться, но испытал неловкость. Если бы он не устал от однообразия станции, он бы предпочел избежать светских бесед. Он даже не прислушивался к разговору Дайны и Фиорда, и думал только о том, как поделикатнее сыграть финальный аккорд.

Когда они пришли в контрольный зал и расселись за столом, Фиорд одарил их подробным повествованием о событиях на Эпсилон-2. Затем Дайна сказала:

— Грампус, вы можете чем-то дополнить Фиорда? Пришли ли вы к каким-нибудь новым заключениям. Мне важно знать обо всем, и ваши наблюдения, возможно, помогут понять, где у нас случился провал. Дирус Канис, который, как мы предполагаем, сейчас заперт на Гамма-2, и Элефас Фалконери, — они оба преподнесли мне неожиданный сюрприз. Я не представляю, каким образом они стали эфир-положительными, и зачем Дирус сделал то, что сделал. Мы, конечно, начнем полномасштабное расследование, проведем допрос Каниса, когда установим порталы на Г2, но это будет не скоро. И если у вас есть, чем помочь, то я бы хотела это знать.
— К некоторым заключениям я и правда пришел, — начал рассказывать Грампус. — Видите ли, я решил не ждать вашего разрешения и создал программу, которая строит маршруты участников экспедиции по данным с датчиков. Среди них я нашел наиболее интересные, к тому же они просто бросались в глаза.

С этими словами Грампус достал из кармана два прозрачных листа, завернутых в трубочку. Развернув листы, он положил их перед Дайной. Сначала могло показаться, что на них напечатан один и тот же маршрут, — так были похожи картинки, но в подписях стояло разное время. Оба были из последнего дня четвертого сезона, только первый обход сделан утром, а второй — вечером, аккурат перед тем, как ученые покинули EE-11-AQ.

— Учитывая то, что господин Канис взят с поличным, — продолжал Грампус, — мы можем утверждать, что он готовил диверсию заранее, и вот тому свидетельство. Обратите внимание, что он делал остановки здесь, здесь и в других местах, отмеченных крестиками. Теперь ясно, как образовался пузырь такой плотности, что произошел выброс энергии убивший господина Фалконери. Я обсуждал этот вопрос с Фиордом. Теоретически, если повторять процедуру несколько раз, можно амплифицировать эффект, и при этом требуется менее точный набор характеристик. Опять же, теоретически, натренированный человек сможет это сделать. И мы как раз видим, что оба маршрута проходят по одним и тем же точкам, что косвенно подтверждает нашу гипотезу. Добавлю также, что господин Фалконери, был, по-видимому, единственный, кто заметил закладку. Из вашего отчета следует, что он очень хорошо умел создавать временные пузыри, что помогло ему заметить закладку, когда он выполнял пробежку. Не будучи уверен, с чем он имеет дело, он попробовал провзаимодействовать, и это привело к детонации. — Грампус сделал короткую паузу. — Из необходимых действий, — вы должны обезвредить все оставшиеся закладки. Я не думаю, что у них есть какой-нибудь таймер, но все же следует быть осторожнее.
— Да, я уже обследовала станции. Разумеется, кроме тех, которые сейчас недоступны. Из того, что я вижу на ваших картинках, я обезвредила всё. Я должна признаться, что не заметила пузыри, а могла бы. За пределами локуса я не обращаю внимание на эфир, его там почти нет. А еще я впервые встречаю подобную технику, хотя это, конечно, не снимает с меня ответственности.
— Хорошо, — кивнул Грампус. — Но есть еще кое-что. Дайна, обратите внимание, каким странным путем шел господин Канис. Прямые углы и зигзаги.
— Да, очень странно, — согласилась она. — Как вы это объясняете?
— Я проанализировал временные метки. Человек не может соблюдать ритм с такой точностью. Кроме того, два трека, сделанные в разное время, совпадают почти полностью, за исключением начала и конца. Люди так не ходят, но господин Канис, без сомнений, человек. У меня есть гипотеза, очень сильная гипотеза, что господин Канис действовал не самостоятельно. Им управляла программа, наложенная на него неизвестным интересантом, видимо, за пределами EE-11-AQ.
— Гм, — проговорила Дайна. — И правда сильное допущение, но я могу себе такое представить. А вот чего пока не представляю, кому помешала наша работа. Фиорд, что скажете?
— Могу ручаться за демонов, — ответил управляющий. — Экспедицию курирует Конгресс Демониона, и его слово имеет силу абсолютного закона для всех демонов, без исключения. Возникшая ситуация — результат действия неизвестных сил. Нам необходимо получить мандат и начать совместное расследование.
— Мы займемся этим сразу же, как покинем EE-11-AQ, — сказала Дайна. — Мы выясним, чем занимался Канис между сезонами, с кем контактировал, и как на человека можно наложить программу. Если он будет еще жив, то через шесть месяцев мы сможем его допросить. Кроме того, мы должны выяснить, каким образом нечувствительные к эфиру люди стали чувствительными. Это касается и Элефаса Фалконери. Грампус, ваши замечательные аналитические способности и рационализм очень помогут, и я бы хотела включить вас в комиссию.

Грампус должен был отозваться на одобрение, но он едва справлялся с внутренним равновесием. Дайна значила для него многое, он был ей обязан всем, но рационализм он чтил больше. Он придвинул утренний трек и сказал:

— Спасибо, Дайна, но я еще не закончил. Приглядитесь, пожалуйста. Видите, где начинается путь?

Дайна проследила за хитросплетениями маршрута и остановилась взглядом на схеме станции Альфа-1. Грампус внимательно смотрел на лицо девушки, как дернулись от узнавания веки, как приоткрылись губы, и как лицо стало бледнеть. Оно побледнело так, как могло побледнеть только у человека, случайно допустившего чудовищную оплошность, и осознавшего, что теперь он будет умирать долго и мучительно.

— Это ваша каюта, Дайна. Сомнений быть не может, я изучал ваши передвижения, всё подтверждается. Да, второй трек принадлежит господину Канису. Вероятно, он сделал повторную закладку бомб, тем самым увеличив эффект. Но первую закладку сделали вы, за десять часов до Каниса. Вы тоже являетесь носителем этой программы, чем бы она ни была.

Фиорд встал.

— Дайна, вы знаете, что у меня есть инструкции на такие случаи. Я вынужден приостановить ваши полномочия. Вы, а также все ученые, должны проследовать со мной, чтобы я мог обезопасить вас до выяснения всех обстоятельств. Я объявляю эксперимент временно замороженным.

Дайна подняла на него все еще полный ужаса взгляд.

— Это не заморозка, — прошептала она. — Это конец.

22 октября 2020г.

Возврат к прошлому

Фэнтези-роман, который я писал в ранние годы своего писательского хобби. Вещь совершенно вторичная и ученическая. У меня практически не было никакой толковой идеи, события притянуты за уши, мир разработан плохо, и в нем узнаются элементы из произведений других авторов. Пять глав, не окончен.

Читать «Возврат к прошлому» далее

Звезда Надежды

Рассказ, фэнтези

Камешек сорвался в пропасть. Он летел вниз, ударяясь о скалистые выступы утеса. Океан лениво плескался у подножия; темные массы его в обманчивом лунном свете наплывали на прибрежные рифы. Лишь отблески на гребнях волн позволяли понять, где океан, а где небо, непроглядное, иссиня-черное. Оно давило пустотой своей, сплошным куполом накрыв планету, и сквозь него пробивалась только луна. Ветер не ведал пощады, и под его неистовым напором развевался эльфийский плащ.

– Ты снова здесь, – сказал мягкий женский голос.

Читать дальше…

Возвращаясь к жизни

Рассказ, фэнтези

Она с жалостью смотрела на меня. Она ничем не могла мне помочь. Я перешел Грань, ту самую последнюю Черту для мага, за которой жизнь оказывалась изученной полностью, и больше ничто в этом мире не интересовало меня. Все было известно и так, даже будущее, точнее, вероятность того или иного его исхода. Я всюду и я нигде. Магия при мне, но что мне с ней делать? Стоит мне обратить внимание на какую-то вещь, и тут же ее история всплывет из глубин моей памяти. Долетев до нынешнего момента, история продолжится, углубляясь все дальше в будущее. Одним лишь мимолетным взглядом я определяю Судьбу того, что меня окружает. А когда Судьба не расплывчата, собрана, ее не изменить никакой магией, даже моей. Судьба – единственное, что сильнее меня.

Читать дальше…