Возврат к прошлому

Фэнтези-роман, который я писал в ранние годы своего писательского хобби. Вещь совершенно вторичная и ученическая. У меня практически не было никакой толковой идеи, события притянуты за уши, мир разработан плохо, и в нем узнаются элементы из произведений других авторов. Пять глав, не окончен.

Глава 1.

Я сидел за круглым столиком пред узорчатым камином и смотрел на огонь. Камин был синий, каменный, огонь был жаркий, оранжевый, ночь сглаживала очертания, дрожала там, за окнами. В бокале плескалось недопитое вино – прекрасная награда за тяготы пути. Закончен путь, но будет новый… Мой замок. Мой зал совещаний, венчавший восточную башню, где выше – только небо. Но разве я приказывал расписать мраморный пол золотыми контурами звезд? Я ли велел провести благородный газ для освещения? И чьи руки ваяли статуй в нишах с обеих сторон камина? Не мои.

Бег от прошлого напрасен. Прошлое не любит, когда его забывают. Оно мучит меня так часто, как часто я приезжаю в Филанду. Себе я уже давно признался, что не хочу быть хозяином крепости, но порой что-то влечет меня, неумолимо тянет в замок, и я снова возвращаюсь. Как сейчас, в годовщину победы в той войне. Победы в поражении отца… Поднимаюсь на башню – в зал совещаний – горный воздух, гуляющий сквозь открытые двери, живо вычищает кривые мысли, я впитываю свет звезд. Прошлое удовлетворенно ложится спать в памяти, чтобы быть разбуженным через месяцы, а то и годы, когда я снова вступлю в эту мраморную беседку на высоте двух тысяч ста метров над уровнем моря.

Все, все, прочь его, долой! Мне хочется отдыхать, пока я здесь!

С таким настроением Я поднялся с резного стула, захватив бокал. Как бы ни было хорошо сидеть в пустом зале, а задерживаться не стоило, я должен собраться к завтрашнему дню. По традиции свет гасит последний уходящий, и я закрыл вентиль за правой статуей, – газ перестал поступать в люстры. Пару секунд язычки на бутафорских свечках трепыхались, а потом угасли, лишившись питавшей их горючей смеси. Я на ощупь, пока мои глаза не привыкли к темноте, пробрался к одной из четырёх дверей, сразу слева от камина, и вышел на балкон, полукольцом окружавший Зал Совещаний. На небе, как обычно, перемигивались звёзды. Тьма, словно жидкость, разлилась между крутобокими скалами и потопила всё подножие высокой крепости. Дышалось легко, попахивало чем-то заржавленным. Внизу, где положено быть зияющей пасти пролома, засветился огонёк, – засветился и потух, будто могучие ветра в миг задули вспыхнувший костёр из хвороста. Или это каминный огонь еще не угас в глазах? Или вино дало о себе знать?

Ко мне из прохода в скале подошёл управляющий. Теодор Кест. Да, годы согнули его тело, но не волю: он ковылял, опираясь на белоснежный посох, а глаза лучились памятью о юных годах. Он никогда не покидал крепости надолго и всегда возвращался знойным ли летом или холодной зимой, но всё труднее и реже становились путешествия; последние пять месяцев он никуда не отлучался. Никто не знал тоннелей замка лучше него. Он был свидетелем трёх тяжелейших боёв за крепость, последний из которых разыгрался, когда мне исполнилось десять. Если верить моим знаниям, его родственники, носившие графский титул, погибли в плену родианцев, жить остался только брат, сбежавший из плена и пропавший где-то, когда война потеряла всех сражавшихся.

– Красивые звёзды над Филандой, – проговорил управляющий.

– Красивые, – согласился я. – Хотя мне казалось, они везде такие.

– Может быть. Но только отсюда я не устаю любоваться ими, и годы словно отпускают меня. Память уже не тяготит, а сердце радуется каждому новому дню. Здесь и воздух особенный: чувствуете, как живит?

– Да, мне им никогда не надышаться. И, я думаю, на сегодня уже достаточно. Вы ведь пришли, чтобы закрыть Зал?

– Такова традиция, – сказал Теодор и распрямился. На миг мне показалось, что он являет собой могущественного хранителя древности, таящего множество секретов, и мудро ими распоряжающегося. Он повернулся ко мне и молвил: – Около тридцати лет назад я и твой отец так же стояли на балконе и боем встречали Искристую Рать родианцев. Луна заливала светом Шар-Звезду, и под звуки арфы мы держали военный совет. Последний совет для твоего отца.

– Мне помнятся только смутные образы, – пробормотал я, не заметив, что он обратился ко мне на «ты». Я давно простил ему и частую бестактность, и те слова, которых от него не дождешься, и неожиданные рекомендации к жизни, совершенно не ко времени отпущенные. Он мне прощал, что я есть и живу с равнодушием к наследственным землям. Даже не знаю, кто из нас поступил более благородно.

– Не вспоминайте, если вам трудно, Ричард. Из меня к старости получился плохой хозяин: вы ещё не отдохнули от пережитого в дороге, а я уже спешу вас утомить. Извольте исправиться. Комната для вас готова, любую еду вам подадут туда. Впрочем, вы и сами всё прекрасно знаете.

– Спасибо, Теодор. Не перестаю вам удивляться. Не лучше ли было бы вам сменить одежды управляющего на строгие формы графа?

– Нет. – Теодор не надевал смокингов, часто облачался в черно-золотое, а несколько раз во время праздников я видел его в синих с оранжевой прошивкой одеждах – его фамильные цвета. – Не пришло ещё время для неба и огня. И я, как знать, уже не доживу до него.

Я промолчал, не подыскав нужных слов. Теперь Теодор взял в руки посох и тяжело на него опустился, не в силах противиться старости. «Спокойной ночи», – пожелал я и вошёл в дверной проём в скале.

Зал Совещаний можно считать седьмым этажом. Ниже были кухни, коридоры, спальни, залы, коридоры, цветочная галерея, библиотека, коридоры. Там скапливался разнообразный хлам, вроде съеденных изнутри доспехов или случайной мебели: зеркал, стульев, кресел-качалок, зачем-то тумбочек и даже – застеленных по всем правилам кроватей. Одиноко стоящая в полутемном коридоре кровать была сильной экспрессией для того, кто посещал Филанду впервые. Бывало и так, что если вы слышали ночью какой-то едва уловимый шум, то утром можете пойти посмотреть, нет ли помятости на покрывалах. Однако, горничные знают, как скрыть следы преступления. Попадались среди коридорных вещей и шкафы с бокалами, каждый, возможно, с секретом. Разгадал секрет, и с полки на тебя смотрит бутыль изысканного полусладкого. Могли заваляться и весьма ценные вещи: картины, украшения из серебра, тишина в глухом углу. Сколько бы сокровищ не поблескивало здесь, они не привлекали меня после того указа распродать основную их часть, а остальное запихнуть куда-нибудь. Сестра была не в лучшем расположении духа. Пришлось забыть эту идею.

Теодор пользовался безграничным почетом, к нему обращались за добрым советом. Рассказы о деяниях витязей прошлого, среди которых был и мой отец, звучали из его уст словно песни. Он говорил, и красивые слова не пропадали даром, а запоминались, оставались в памяти, как мудрые изречения. Для меня он до сих пор остается загадкой, почему он не желает вернуться в свой родной дом, графство с чудесными рощами. Крепость, именуемая Филандой, для него очень много значила. Я не противился его пребыванию здесь и не мешал Теодору управлять ею. Хоть она и принадлежит мне, Теодор в качестве хозяина подходил как нельзя лучше. Разумеется, не без пользы для меня. Хотя я предлагал ему крепость в продажу, но он сказал: «Настанет час, когда ты вернешься и займешь место своего отца, полноправно войдя в свои покои – не как гостя, а как властителя прилегающих земель».

Времена, когда Филанда принимала гостей из ближайших государств, хранились в виде пожухлых манускриптов в библиотеке. Я помнил изящные балы, званые вечера, наводившие невообразимую скуку. Слуги приносили еду на сверкающих подносах, готовили для приезжих ослепительные комнаты. Светилась в любые дни и ночи сияла Шар-Звезда над залом совещаний.

И все же домом своим я Филанду не чувствовал и никогда не испытывал желания жить в ней. Если раньше скука приходила, когда взрослые трапезничали и вели разговоры, не обращая внимания на своих чад, то теперь мое сердце гнетет запустелость. Я люблю отдыхать в крепости, но не жить.

Добравшись до своей комнаты, я открыл ключом дверь и увидел на ковре белоснежный конверт без марок и надписей, только в уголке блестели серые цифры. Я бросил конверт на стеклянный столик и поставил там же пустой бокал рядом с несколькими чистыми полотенцами, халатом и часами. Сейчас меня интересовала только постель. Наткнулся бы на кровать вне комнат – упал бы. Поближе ко сну… Затушив свет, я скинул одежду и в полной темноте забрался под одеяло.

Будильник. Одеяло. Будильник. Подушка. Будильник. Откуда у меня будильник? Стрелки замерли на половине восьмого. Так хотелось ударить по кнопке и продолжить ночные странствия, но тогда я бы посрамился, не придя на, гм, встречу.

На сборы оставалось меньше часа; потом еще нужно отметиться в приходской книге. Теодор настоял на ее создании, и никто не был против. Раньше она распухала на глазах, и два тома теперь лежали опечатанными в столе управляющего.

Когда я выходил из душа, укутанный по пояс в полотенце, в дверь аккуратно постучали.

– Ричард, старик, ты у себя? – спросил голос Ферригана.

– Да, заходи, – отозвался я после легкого замешательства. Ферриган еще реже меня посещал Филанду; да что там, он ее избегал, как чумное место. Мы были приятелями, но не то чтобы очень часто встречались. Он – по горло занят благоустройством родового поместья, я – в вечных разъездах по Гелио, как по этой стране, так и по всей одноименной планете.

Дверь открылась, и вошел высокий темноволосый Ферриган Астэр. Я никогда не отличался талантом описывать внешность людей, поэтому скажу лишь, что он имел слегка вытянутое лицо с округлым подбородком и прямым носом. И вполне обычные карие глаза. Сегодня он оделся в черные брюки с идеально отглаженными стрелками и бело-синюю рубашку.

– Привет, Ферриган. Я не знал, что ты тоже приехал.

– Конечно. Ведь ты, я так понимаю, не читал мое письмо?

Меня коснулся легкий укор совести.

– Извини, – сказал я, состряпав виноватую мину на лице. – Вылетело из головы.

А ведь Теодор мог бы меня и предупредить о том, что прибыл Астэр, но этот старый хитрец ничего не говорит просто так.

– Да ладно, брось.

Я зашел за ширму в углу. Надо будет распорядиться выкинуть ее отсюда, она мне совершенно не нравится. Она стоит неудобно, что можно с кровати видеть, как я одеваюсь, да и комод находится возле ванной, а значит, ширму надо обходить вокруг, чтобы до него добраться.

– Ничего себе у тебя апартаменты, – Ферриган пересек комнату и заглянул в ванную. – Ух ты, все позолочено! Сам придумал интерьер?

– Да, нет. Вообще-то эта комната для гостей, но я всегда в нее поселяюсь. Их немного осталось, полностью обустроенных.

– Поселяешься? Ты разве не живешь здесь постоянно? А, впрочем, я сам знаю ответ.

Воспользовавшись тем, что Ферриган осматривает ванную, я раскрыл его письмо.

«Ричард!

Мне срочно нужно поговорить с тобой до утра по поводу недавнего происшествия. Если тебя не затруднит, приходи ко мне. Третий этаж, восьмая дверь. Я бы не просил тебя бегать по лестницам, но где ты сейчас и когда вернешься – загадка на миллион.

Ферриган».

Он посмотрел на меня оценивающе, словно решал, стоит ли мне доверять. Я повторил вопросом строчки:

– По поводу происшествия?

– Да. Может, прогуляемся немного? Думаю, у нас есть пятнадцать минут.

Я закрыл свой номер, и мы спустились на первый этаж. В кабинете управляющего никого не было, и мы оставили отметки в тонкой приходской книге. Я заметил, что в списке за вчерашний день уже стояли десяток-другой фамилий. На выходе из кабинета нам встретился Теодор.

– Доброе утро, Теодор, – поздоровался я, – как вам спалось?

– Здравствуйте, – сказал Ферриган; его голос прозвучал, словно нехотя, натянуто. Теодор помедлил с ответом, взглянув на него из-под седых бровей.

– Благодарю вас, спал неплохо. Вы заходили, чтобы записаться, полагаю? – он обращался ко мне, а не к Ферригану.

– Вы правы. Я, наверно, должен вам сообщить, что мы хотим пройтись по саду. Мы вернемся вовремя.

– Ваша воля.

Крепость Филанда окружена со всех сторон монолитными скалами. К замку ведут два пути по ущельям от Южных ворот и Северных, в центре горных кряжей забегая в яблоневый сад. Замок с запада врезается в скалу, в теле которой находится большая часть помещений. Моя комната как раз из таких; в ней нет окон, но есть три световода – узкие тоннели вроде вентиляции, только они изнутри отражают свет. В любое время, когда на небе висит солнце, я могу их открыть; этого вполне достаточно чтобы даже читать. Для ночи имелись газовые люстры.

Мы отдалялись от парадного входа, шурша прошлогодними желтыми листьями. Ферриган насупился. Мы добрели до большого провала, тянувшегося под дальней скалой. Ферриган облокотился на железные перилла и посмотрел вниз. Там, в метрах тридцати от поверхности, на источенном водами каменном полу валялись три массивных шестерни. Из верхнего земляного слоя торчали загрубелые корни деревьев.

Я решил нарушить молчание.

– Ты о чем-то хотел поговорить.

– Хотел. Теперь я в сомнениях.

– Почему? Из-за Теодора?

– Да, нет! Он лишь выразил ко мне свое отношение.

Попробую немного ускорить беседу:

– Ты же никогда с ним так не разговаривал… до происшествия.

– Ну и что? – воскликнул Ферриган. – Что вы все, в самом деле? Хватит меня подозревать!

Я не очень понимал причины вспышки отчаяния Астэр и не улавливал смысл его слов.

– Да в чем я должен тебя подозревать?

– Ты издеваешься, да? – прокричал Ферриган. – В причастности к исчезновению Рауля Оларн, конечно!

Я впервые слышал эту новость. Конечно, мне был известен этот сумасброд. Мы с ним не сошлись характерами: в последний раз он весьма прозрачно намекнул, что я эгоист. С тех пор мы не виделись ни в Филанде, ни где-либо еще. Он часто общался с Ферриганом, пожалуй, они были очень хорошими друзьями. Тем паче, если бы пропал один из них, я бы никак не подозревал второго; но видимо, все-таки основания у других были, потому что слов бросать на ветер у нас не принято.

– Не знаю я ни о каком исчезновении Рауля Оларн! Ты бы лучше мне об этом рассказал, прежде чем впадать в истерику!

Он стушевался, осознав, что вел себя не как подобает.

– Ты, правда, ничего не знаешь? Я думал… ну, извини.

Теперь пришла моя очередь прощать невежество. Я примирительно хлопнул его по плечу.

– Да тут и рассказывать-то нечего, – проговорил он. – Недели четыре назад я поехал к нему в поместье. Мы как раз вернулись из путешествия, и он пригласил меня на ужин. Я добрался до поместья за сутки; в запасе у меня были еще одни. Дома его не оказалось. Виолетта… Ты же знаешь его супругу Виолетту?.. Она сказала, что Рауль отлучился ненадолго и скоро будет. Но он не появился ни вечером, ни следующим утром. Мы не поднимали тревоги, помня о его взбаламученном характере, однако нам так же было известно, что он не опаздывает по собственной воле. Встревожились только к вечеру, когда Виолетта накрыла обещанный стол. Рауль не пришел. Ближе к утру прискакал его конь. Полная фляга висела возле седла. Почти сразу же, спозаранку, я отправился на поиски. Проблуждал много часов, но так и не отыскал следов. Там же лес кругом! Тропы и тропы, тут между Филандой и поместьем Рауля три деревни маленькие и лес сплошной… Да ты знаешь, конечно. Твои же деревни, твоего герцогства.

– Только на словах. Ничего не помню. Вот значит, как… Пропал человек.

– Плохо это… А ведь я задолго что-то чувствовал! Будто бы следил кто за нами. Мы оповестили всех, кого смогли. Большой отряд прочесал окрестности на десять миль вокруг – без толку. Мы даже проверили закрытый Путь возле Быстрой речки – чем черт не шутит! Путь, разумеется, не открылся. Я уж не знаю, что думать. Убил его кто? Теперь ты понимаешь, почему подозрения пали на меня, – но поверь, я ничего не делал с Раулем! Мы же были друзьями, зачем мне?

– Кому бы понадобилось убивать Рауля? – спросил я, переваривая в голове информацию.

– Никому – на первый взгляд. А до тебя, значит, новости не дошли? Потому что ты – единственный, кто не прибыл помогать поискам… Даже Теодор, и тот прислал соболезнования.

Кажется, я разозлился. Силы воли мне хватило, чтобы присмирить свои действия; но голос мигом выдал мое состояние:

– О, неужели. Конечно, у кого был такой большой мотив прикончить Рауля, кроме как у меня? Если хочешь, я никак не мог его убить. Тебе доказательства предъявить?

Ферриган, судя по выражению лица, не на шутку испугался.

– Не надо мне твоих доказательств, – горько произнес он. – Уверен, ты не при чем. Может, это бандиты какие-нибудь? Ты извинишь меня за резкие слова? Зато теперь ты понимаешь, каково мне. Многие считают меня убийцей. Недвусмысленные намеки, игнорирование в разговорах, грозные жесты, которые мирными не назовешь… И еще… – его взгляд был присущ человеку, на которого вдруг ополчились самые близкие люди. – Меня не покидает ощущение, что я сижу на мушке. Кто-то решил отомстить за смерть Рауля. Он ведь не станет разбираться, что  почем!

– А если Рауль вовсе не умер? – сказал я. – Может, он за тридевять земель попивает сейчас чаек да посмеивается над своей шуткой?

– Что он, изверг, что ли? – проговорил Ферриган. – У него жена, ты не забывай. Это мы с тобой холостяки, а он бы ее не бросил. Уж я-то видел, как они друг на друга смотрели.

Я вдруг осознал, что пора бы вернуться в замок, но хотелось уточнить еще кое-что.

– Пропал когда? – переспросил Ферриган, и сосчитал по пальцам ушедшие дни. – Девятого июня к восемнадцати часам я уже заводил коня в поместье Оларн.

– И если этот человек хотел бы тебе отомстить, – я придал голосу больше ободрения, – то не тянул бы столько. По-моему, нам с тобой стоит немного перекусить?

Он только кивнул.

Мы вернулись к замку тем же путем, он пообещал сейчас зайти на завтрак, и мы расстались.

На нижней ступеньке стояла служанка; увидев меня, она убежала наверх. Она работала на мою родную старшую сестру Луизу, с которой мне так и не удалось вчера перекинуться словечком. Когда я приехал в замок, почти все уже спали. Я даже не успел поесть, поэтому сейчас заглянул в кабинет управляющего и попросил Теодора, чтобы он приказал сварганить мне несколько стоящих блюд.

– Подать в номер, герцог Де-Лакот?

– Точно. В номер. На две персоны.

– Будет сделано.

Враг моего утра – будильник – одиноко стоял на стеклянном столике, выпячивая циферблат как грудь гордеца. Четверть девятого. Ровно в девять мне нужно было сидеть в зале совещаний.  Луиза, должно быть, уже давно на ногах и хлопочет по хозяйству. Все-таки, это она решила устроить небольшое празднество в честь пятидесятилетия победы в Родианской Войне.

О, я жаждал наконец ее увидеть: с нашей последней встречи прошло много времени. Если я вспомню, как она выглядит в блеске высшего общества, это уже будет подвиг. Я не навещал ни ее саму, ни племянника – ее сына. Позорник. Ведь они – последние мои кровные родственники. Так и заработаю на старости лет глубокое одиночество. Что, спрашивается, мне мешало заехать к ним, когда я галопом пересекал всю империю ранней весной? Ну дал бы крюка, разве это помешало бы путешествию? . Потом я уплыл, не предупредив никого. Она вправе теперь на меня обижаться, а она умеет это делать. Однажды она не разговаривала со мной полгода,  дав мне почувствовать, что ее дружба стоит гораздо больше, чем раздор. В итоге сестренка вытянула из меня просьбу прощения, причем эту ужасную сцену видели многие. Она вдоволь упилась своей маленькой, но блестящей местью, а я сгорел от стыда и дал зарок не ссориться с ней. Неудивительно, что мои нервы затрещали по швам, когда я получил это приглашение. С приближением нашей встречи росли и уверенность, что Луиза приготовила незабываемую программу, и желание побыстрее покончить со всеми трениями между нами.

Ферриган не замедлил появиться. К тому времени я уже водрузил посередине своей комнаты стеклянный столик и два стула. Для лучшего освещения полностью открыл три световода, но что-то они были слишком яркие, до боли в глазах, поэтому я их захлопнул и зажег газовые светильники. Через мгновение слуга внес большой поднос с едой, расставил ее на столике и удалился.

– Ужин при свечах, – усмехнулся Ферриган, указав пальцем в люстру. – Чудо как романтично!

– Вы, очевидно, что-то путаете, граф, – сказал я ему в том же тоне. – Еще утро, а вы – не та, с которой мне хотелось бы романтики. Уж извините, если чем вас обидел.

Он добродушно рассмеялся, окончательно разрушив некий невидимый барьер между нами. Разливая по стаканам напиток из кувшина, он подмигнул мне:

– А что, наш славный герцог Де-Лакот еще не надумал жениться? И как он представляет себе судьбу без духовной половины?

– На данный момент герцог очень голоден, так как не кушал вот уже половину суток. И если ты оставишь этого старика в покое, он соизволит угостить тебя этой отличнейшей курочкой.

– Старика,  ну да! – фыркнул тот. –  Ни один старик не сравнится с тобой в сварливости.

Я постарался увлечь его поеданием пищи, которую, к слову сказать, здесь еще не разучились готовить. Когда мы злостно расквитались с курицей и принялись за салаты, я спросил его, что нового произошло во время моего отсутствия.

– Ну, об исчезновении Рауля ты теперь знаешь. Как начался посевной сезон, тебе, наверно, не интересно… Я был пару раз в Филанде. Все надеялся, что разведаю у Теодора, где тебя носит, и когда ты вернешься. Наивно, правда?

– А зачем я тебе был нужен? Из-за Рауля?

– Нет… Это было после того, как ты умудрился сбить цену на картофель и канул неизвестно куда… А моего отца очень не устраивал твой побег, ты  ведь лишил нас хорошей прибыли. Он каким-то образом хотел поквитаться и гонял меня в крепость для наведения справок. Я сдался после второй же поездки и напрочь отказался выполнять его капризы на неделю-другую вперед.

– Он еще точит на меня зуб?

– Нет, не думаю… Да не бери в голову! Он же забывает обиду через пару секунд после ее нанесения. И вообще я тебя приглашаю как-нибудь посетить наше скромное жилище.

– Ну да, скромное! Пусть не такие же хоромы, как Филанда, но вполне пристойного вида домишко. Только что я там забыл?

– Ты, как всегда, распределяешь приоритеты по полезности? Между прочим, моя сестра горит желанием с тобой поболтать.

– Да? О чем?

– Спроси у нее сам. Иначе она не говорит.

– Уговорил, пожалуй. Как-нибудь заеду.

– Не затягивай только.

Я перебрал в уме все свои дела, но не нашлось таких, которые могли бы отодвинуть визит в поместье Астэр.

– Ладно. Закончится эта буйная неделя, и я обязательно к вам выберусь. Я так много еще не видел с тех пор, как приплыл из Дальнего Заморья, что готов теперь отдыхать и отслеживать изменения в родном мире. Как наш король? Здравствует?

– Он еще нас с тобой переживет. Давай, за Корону!

Мы с ним символически чокнулись и выпили: в кувшине был обычный яблочный сок.

– Теодор, как всегда, оригинален, – оценил Ферриган. – Кстати, о Короне. Луиза не постеснялась пригласить принцессу.

Он рассмеялся, увидев мое удивленное лицо. Я еще больше стал изображать недоумение, чтобы он не сомневался в моей заинтересованности.

– Ну-ну, не переигрывай, – раскусил он меня. – Попросту, мне и добавить-то больше нечего… Разве что она приезжает в полдень.

– Откуда такая информация?

– Да Луиза же и сказала. Мы с ней вчера так мило поболтали, надо же было чем-то здесь заняться, а то ни кабаков, ни музыкантов… Скука у тебя тут, уж извини за прямоту.

– Наверно, скука меня и гонит,  так что ты открытия не сделал. А еще что мне нужно знать о затее Луизы?

– Ну, гостей будет навалом. Максимилиан тоже.

Вот эта новость действительно меня поразила. Я расстался со своим другом не далее чем неделю назад, и он при этом очень старался найти предлог, чтобы остаться в столице. Как резко изменились его планы!

– Продолжай, Ферриган, я весь внимание.

– А все, на этом мои познания исчерпываются. И так настучал тебе по полной.

Ну да, как же. Я слишком долго с тобой знаком, Ферриган. С виду, вроде, простой парень, а на самом деле держишь про запас тузов больше, чем их на самом деле существует. И цели твои та еще тайна.

Но я оставил свои мысли при себе, однако ничего больше не выведал у собеседника вплоть до окончания завтрака.

Потом мы вместе преодолели череду лестниц и очутились на балконе Зала Совещаний. Луиза и Теодор беседовали, сидя друг против друга. Шикарное нежно-голубое платье Луизы, темный кафтан Теодора, синий камень камина и большие желтые звезды на полу, – это было невероятное сочетание красок. Луиза посмотрела на нас присущим только ей взглядом: слегка отрешенным от реальности, наполненным материнской любовью и обремененным большим опытом. В то же время она была весела и озорна.

– Утра доброго, сестра.

Она поднялась мне навстречу, и мы обнялись. Ее <волосы> щекотали мне плечи. Она ничуть не изменилась, она была все такой же леди знатного происхождения.

– Давно мы не виделись, – сказала она, разглядывая меня. – Что ты скажешь в свое оправдание?

– Был занят, как и всегда.

– Это на тебя похоже.

Ферриган поздоровался, галантно поцеловал Луизе руку, и мы подсели к Теодору. Тот даже не повел носом в нашу сторону. Если бы так себя вел кто-нибудь другой, я бы обязательно оскорбился, но Теодору прощается все.

Вслед за нами в Зал вошел слуга с подносом, на котором он нес четыре пухлых бокала с вином. Покопавшись в памяти, я вспомнил этого славного малого: его звали Норбстон.

– За Филанду, – предложила сестра. – И за лучшие времена, которые вот-вот наступят.

– Хороший тост, – кивнул Теодор и первым отпил вина.

– Раз ты так говоришь, сестра, – сказал я, – значит, времена были плохими?

– Ты и представить не можешь, как все скверно, и я взяла на себя ответственность исправить ситуацию.

– Каким же образом?

– Нет, Ричард, пока ты не допущен к моим задумкам.

– Неужели они настолько грандиозны и секретны?

Вместо нее ответил Теодор.

– О, ничего подобного ты не видел, уверяю тебя, герцог Де-Лакот!

Внутри меня дернулось мое ego. Теодор говорил непрекословным тоном с ощутимой долей неуважения, он как будто восторгался своей просвещенностью. Я проглотил вместе с вином и обиду.

– Теодор, – сказала через несколько мгновений Луиза. – Готовы ли комнаты для наших многочисленных гостей?

– Распоряжения отданы. Я хорошенько расшевелил этот спящий улей, и пчелки стали приводить его в порядок. К их приезду Филанда обновится.

– Вам я верю. Ричард, догадываешься, что я от тебя сегодня требую?

– Возможно. И что же?

– Поскольку ты не склонен заботиться о других, то я тебя освобождаю от необходимости лично встречать принцессу. Если хочешь, можешь выглядывать из-за моей спины и довольствоваться ролью наблюдателя. А так, ты свободен как ветер, по крайней мере, до девяти вечера.

– Странно. Я ожидал, что ты загрузишь меня заботами.

– Ты не подходишь для этого. Я бы тебе посоветовала отдыхать. Два месяца плаваний сильно сократили тебя в талии. Надеюсь, пока ты прохлаждался в Дальнем Заморье, не перенял у них скверную привычку опаздывать? И еще хотелось бы, чтобы ты подучил светские манеры. Хотя бы попробуй, это не так трудно. Уверена, ты справишься.

Я восхищенно разглядывал сестру. Все-таки, она у меня умница, да еще так аккуратно бросает в меня камни! Никогда не умел красиво и деликатно указать собеседнику его недостатки. Что и сказать, Луиза – великий дипломат, куда мне с ней тягаться.

* * *

В Трапезном Зале, находящемся как раз над моими покоями, царила непринужденная обстановка. Большой стол был полностью накрыт, и я прикинул, на сколько персон. Если потесниться, то места хватит для тридцати человек. Н-да, закатила же ты пирушку, Луиза. Во имя чего? Моя сестра явно готовила что-то, надеюсь, не относящееся к моим опасениям.

Я подивился, сколько тут было знати. В глазах пестрело от их разноцветных парадных одеяний… Сэр герцог Эдгар Лессингтон с супругой Маргаритой, крепкий мужчина, в прошлом копейщик Королевского войска. Златовласая Марта Шати, графиня и близкая подруга Луизы. Они стояли возле дальнего торца стола и вели разговор о сервировке. Ферриган, весело и беззаботно заигрывающий с ними. Граф Уоллес Грей, его очаровательная жена Люси. Я был старше их на десять лет. Когда-то они часто заходили ко мне, а сейчас растили двоих маленьких детей, и удивительно, что супруги здесь. В другом конце помещения я заметил Максимилиана Фрина, которого считал своим лучшим другом. Мы разъезжали по королевству, непрошено наведываясь к знатным людям. Нас видели и в чистом поле, и на пыльных улицах, и на горных кряжах. Изредка мы посещали королевские балы, и его окружали поклонницы, а я увиливал от них, оставляя Максимилиана на растерзание. Случалось присутствовать и на двух его свадьбах с Ларой Вейль, герцогиней Дальнего Заморья. Они разошлись больше двух лет назад, и она вернулась на свою родину. Максимилиан почувствовал себя свободным и перестал обращать внимание на состояние своего кошелька. Если бы не я, стоять ему сейчас возле дворца с протянутой рукой. Я как мог удерживал его от расточительства, и видимо, мне это удавалось. Иначе на руке его не блестело бы золотое кольцо с драгоценным камнем.

А потом я увидел женщину, с которой он беседовал, и у меня перехватило дыхание. Слегка вьющиеся каштановые волосы до плеч, маленький носик и очень живые светло-коричневые глаза. На изящных руках – жемчужные браслеты, в ушах аккуратные золотые сережки. Белое кружевное платье с полупрозрачными рукавами шелестит и струится по воздуху… Принцесса Фейлина Мойнли! Дочь нынешнего короля! Не то чтобы она была кому-то здесь в диковинку, мы все удостоены особых привилегий. Но сам факт ее присутствия вселял в меня какое-то восхитительное чувство.

Невдалеке справа в роскошном кресле одиноко сидела Виолетта, облаченная в серую мантию с пушистым воротником, и она грустила, не находя ничего веселого в происходящем. Я подошел к ней и пожелал ей здоровья.

– Доброе утро, герцог, – отозвалась она. – У вас прекрасный дом.

– Да, но он пустовал много времени. Такого празднества в нем не проводилось на моей памяти. Если только когда я был ребенком…

Я подождал, что она скажет.

– Не в добрый час задумала Луиза празднество. Или, может быть, напрасно я мучаюсь? И мне стоило бы веселиться наперекор мрачным мыслям? Как вы думаете, Ричард, он еще жив?

– Я не могу отринуть надежду, и не буду. Но я получил возможность надеяться только сегодня утром, Ферриган рассказал мне вашу трагичную историю. Надейтесь и вы, только изводить себя все равно не стоит: не поможет ни вам, ни Раулю.

– Вот и вы туда же, – сказала она, помрачнев еще больше. – Прямого ответа не даете. Однако же не столько из-за Рауля болит у меня душа, сколько от неизвестности. Я чувствую, что неспроста его… не стало, и где-то пребывает лиходей, плетя свои козни.

– Все лиходеи рано или поздно попадаются.

– Но что они после себя оставляют! – тихо воскликнула она. – Боль для нас и для тех, кто последует за нами. Неужели мы хотим такое будущее?

– Не в наших силах изменить мышление лиходеев, – сказал я в раздумьях, – хотя мы должны сделать все необходимое для их исправления.

– Да, наверно, вы правы.

Вскоре Луиза пригласила к накрытому столу, и я облегченно вздохнул. Подобные беседы требуют от меня неслабого напряжения ума, ведь надо продумывать чуть ли не каждое слово. Нет, красноречие – не мой удел. И хорошо бы сестренка не заставила меня держать речь, поскольку нужные слова, которые могли бы понравиться всем, не находились.

Во многих аристократических кругах за стол рассаживаются согласно носимым титулам. У нас это не принято, каждый занимает место, какое захочет, если оно свободно, или вообще может отказаться от трапезы. Правило только одно: чтобы торцы оставались свободными, дабы не вносить фактор неравноправия.

Ради интереса я понаблюдал, как размещаются гости, гадая, что достанется мне. Принцесса Фейлина заняла самый угол и пригласила рядом Луизу. После них сели Марта Шати и Ферриган Астэр. Супруги Лессингтон – с противоположной стороны, за ними Максимилиан, Уоллес и Люси Грей. Потом, как бы осмелившись, начали рассаживаться остальные. Их имена помнились с трудом, потому что я с ними не общался.  Большей частью это были герцоги, бароны и графы, замужние женщины и женатые мужчины. Они смотрели на нас как на детей, решивших немного поразвлечься. Наш этикет не запрещал им все время отмалчиваться. В течение пиршества никто из них не произносил тостов; они, казалось, даже не замечали принцессу. Зато на еду налегали, будто голодали неделями.

Виолетта сидела справа от Ферригана, оставив между ними один свободный стул. Он был последним, и я уже сделал первый шаг к нему, как вдруг дальние двери распахнулись, и пред нами появился Теодор, облаченный в синие и оранжевые сполохи на мантии.

– Граф Кест! – воскликнула Луиза, и ее глаза округлились от удивления, она не пробовала даже его скрывать. Я стал быстро соображать, так ли она искренна, как хочет казаться. Выходило, что нет.

Ферриган крякнул и отвернулся от меня, наверно, поняв мое положение. Максимилиан готов был расхохотаться, а остальные смотрели на Теодора так, словно тот состоял из золота. Потом они поняли, что место одно, и обратили свои взгляды на меня. Я растерялся и запаниковал, что случалось очень редко. Что предпринять? Мысли метались в голове, как бешеные псы, учуявшие кошек. Теодор буровил меня взглядом, и его старость вдруг исчезла. Вместо него теперь стоял могучий властитель, мудро и справедливо правивший своим государством, а мы явились по его первому зову, чтобы почтить его деяния и труд праведный, им совершенный. «Филанда принадлежит мне!» – словно говорил он в моем воображении.

Уступить ему, значит – признать поражение перед ним, сестрой, другом и принцессой. А как отобрать стул? Граф уже очень стар. Если бы я решился на такой шаг, то справедливо заслужил бы презрение. Куда ни кинь, все клин.

И тут я вспомнил, что в прошлом с подобной ситуацией сталкивался сам Теодор. Он вполне разрешил ее хитрым способом. Возможно, он намеревался повторить свои тогдашние действия, но мне показалось забавным сделать это за него.

Я подошел к принцессе и преклонил колено.

– Ваше величество, прошу дать разрешение нарушить древнюю традицию, согласно которой торцы стола оставляются свободными. Это нужно лишь для того, чтобы не оскорбить человека, несправедливо лишив его вашего общества. Обещаю, впредь это не повторится.

Принцесса Фейлина, еще удивляясь, взмахнула рукой и сказала:

– Дарую вам разрешение. Обещания не нужно, я верю вам и без него.

Я сел во главе стола, а Теодор, бледный от злости, плюхнулся рядом с Ферриганом. Настала очень неловкая тишина. Я не хотел говорить, пусть отдувается сестричка. Она же, в конце концов, виновна в инциденте, который зачем-то устроила, а что сцена была задумана заранее, я нисколько не сомневался. И она поднялась и заговорила: сначала ее голос звучал подавлено, а потом окреп.

– Дорогие гости! Позвольте поприветствовать вас в крепости Филанда, испокон веков принадлежавшей нашему роду. Здесь вы можете отдыхать от поездки так долго, как захотите. Ни в чем себе не отказывайте, мы будем только рады видеть вас. Замок и окрестности полностью в вашем распоряжении. – Она помолчала. – Редко удается добрым соседям собраться вместе. У каждого свои заботы, и мы уважаем вашу деятельность, но все-таки попробуйте забыть на время о будничной суете. Ибо сегодня мы почтим отца моего и Ричарда, имя которому сэр Лютер Де-Лакот. Восславим его победу! А так же выпьем за здоровье короля, королевы, принцессы и принца.

Появились виночерпии, и мы подняли бокалы.

* * *

– Ферриган, ты заметил, что Ричард и Теодор так прекрасно ладят?

– Конечно, Максимилиан. Не могу даже сказать этого о тебе и Ричарде.

Они захохотали, увидев, что я готов был исторгнуть пламя.

– Ну, Ричард, девушки будут тебя очень любить, – продолжал издеваться Максимилиан. – Ведь ты стал таким учтивым и… чувствительным!

– Я сейчас разозлюсь.

– Максимилиан, по-моему, нам надо замолчать, – сказал Ферриган. – Посмотри, как он дико выглядит, этот Устрашитель Управляющих!

– Ваши шуточки, – рубанул я рукой подлокотник, – даже не остроумны! Я сам не рад случившемуся!

Мы устроились в креслах чуть поодаль от стола. Кроме нас в Трапезном Зале осталось лишь несколько человек. Отведав здешней кухни, гости разбежались. Луиза повела принцессу прогуляться, напоследок одарив меня ледяным взглядом. Судя по всему, мое поведение не очень-то ей понравилось. Как только провозгласили Последний Тост, Теодор Кест, излучая собственное достоинство, провожаемый шепотком, удалился из зала. Виолетта выразила желание изучить двор, пообещав зайти потом к Ферригану. Мы остались одни, если не учитывать прислуги.

– Да мы же на твоей стороне, – уверил Максимилиан. – Давно надо было указать ему, что он только временно исполняет свои обязанности. Я до сих пор не понимаю, почему ты не выгнал его раньше.

– Ты говоришь так, – раздраженно сказал я, – будто совершено благое дело. Ничего подобного! Я теперь не знаю, что он предпримет. Более того, Теодор ни в чем не виновен, а я подставил сестру, которая этого и добивалась. Если бы она сама уладила ситуацию, или же граф Кест, никто не оказался бы в глупом положении. Вам, наверно, думается, что Луиза – плохой организатор, а граф Кест – обездоленный и забытый нами старик.

– М-м… А разве он не такой?

– Разумеется, нет. Это мы не уважаем прошлое, а он ведь единственный, кто хранит последнюю битву с родианцами такой, как она выглядела в действительности.

Я был абсолютно недоволен собой. Что делать? Странно, конечно, но раньше такого смятения всевозможных чувств со мной не случалось. Присутствовали и жгучая вина, и удовлетворение неизвестно от чего, и страх без видимых причин. Что-то в корне изменилось за два дня. Я махнул рукой и покинул Трапезный Зал.

На следующий день, около трех часов дня, ко мне постучались. Промелькнула мысль, что это или Ферриган, или Максимилиан, но я был неправ. Соизволила навестить меня сама Луиза. Не очень-то мне хотелось ее слушать: наверно, она стала бы поучать меня. Против воли я убрал задвижку замка.

– Если ты думаешь, что я пришла читать тебе нотации, то это не так, – заявила она. Я уселся в кресло, выжидающе посмотрев на нее.

– Я знаю, ты на меня сердишься, Ричард.

– В точку, сестра.

– Ну и что ты получишь в итоге? Будешь вечно дуться? Ошиблась я, забыв о графе Кесте, ничего уже не переделаешь. Чего ты добиваешься? Заперся с самого вечера, и ни ногой к гостям. Хочешь, чтобы я извинилась перед тобой?

Я промолчал, дабы узнать, куда она клонит. Забыла, как же! Если только специально. Скоро она выскажет главную мысль, а сейчас готовит меня к ней. Своего рода мозговой штурм. Что ж, сделаю вид немного пристыженного человека.

– А ты представляешь себе, что я чувствую? – продолжала свою речь Луиза. – Одна только принцесса оставалась в стороне от намеков на мою некомпетентность. А сам граф взял себе лучшего коня и уехал в неизвестном направлении. В его-то годы ездить верхом! Не иначе, он очень расстроен. И недаром! Мы оба виновны. Да-да, и ты тоже! Думаешь, я не поняла, что ты вспомнил ритуал, а не придумал его? На твоем лице явно читалось злорадство, а граф Кест готов был взорваться!

Но надо искать и положительные моменты. Ты, наверно, не успел их еще заметить. Обращаю твое внимание: крепость теперь пуста. Ты можешь свободно ею владеть, и никакой другой граф, герцог или барон не отнимет ее. У тебя практически нет выбора. Все видели, что вопреки слухам, граф Теодор не занимает самой главной должности. Так будь же полноправным владетелем, а не майся дурью по кабакам!

Она перевела дух, словно пробежавши несколько миль к ряду. Грудь ее тяжело вздымалась, а на лбу под челкой выступила испарина. Хоть это говорило в пользу импровизации, и все-таки я был убежден, что Луиза заранее подготовила речь, которая почему-то не отличалась ни красотой, ни слаженностью. А Луиза отнюдь не была глупой, о нет! Таких умных людей еще стоит поискать.

Я притворно усмехнулся, чтобы как можно больше обескуражить ее своим равнодушием и сказал:

– Возможно, ты посоветуешь мне остепениться, взять в руки бразды правления герцогством и обзавестись семьей?

– Не стоит удивляться, Ричард, – сдержанно ответила она. – У тебя еще полно времени на размышления. Пока не поздно, нацепи на нос очки, самые лучшие, желательно.

И я остался совсем один в скучной и тесной комнате. Провались этот день в преисподнюю! Луиза может гордиться собой: она разрушила мое внутреннее равновесие. Хуже всего, она была отчасти права, и я это понимал. Бежать бы куда отсюда, на Землю, например! Будьте прокляты, потухшие Пути! Вся жизнь превратилась невесть во что!

Я схватил свой вчерашний бокал и едва не поддался желанию со всего размаху метнуть его в стену; но в глубине сознания я понимал, что по-настоящему не на столько расстроен, чтобы крушить и ломать предметы обихода. Бокал был благополучно водворен на место.

Глава 2.

Иногда у меня бывают страшные приступы тупости, когда я не могу отличить, гм, бегемота от гиппопотама. Обычно их инициаторами выступают люди, которые пытаются направить меня в нужное им русло. То, что я не могу понять, зачем им это надо, только обостряет мое состояние. Мне не оставляют выбора, не советуются со мной, не информируют меня, если даже есть возможность. Вот, спрашивается, почему никто не говорил мне, что Рауль бесследно пропал?  Они посчитали, что мне будет совсем неинтересно? Удивительно, что даже мое окружение ни словечком не обмолвилось о трагедии Виолетты.

А еще каждый, с кем мне приходится общаться, что-нибудь утаивает, хотя это не утверждение, а интуиция, которой я привык доверять. Луиза вроде бы раскрыла свои карты, а как насчет Ферригана? Кто-то хочет ему отомстить? Чушь полнейшая. «А вдруг, – подумал я, – его действительно не напрасно подозревают? Нет, Ферриган не смог бы убить человека. Совершенно непонятно, кому вообще мешал Рауль, тихо ведущий торговлю одеждой».

После разговора с Луизой мне понадобилась затяжная прогулка, чтобы успокоиться и все-таки напрячь мозги. Мысли никак не хотели связываться между собой, я стал забывать о своих деяниях за последние две недели и, к своему ужасу понял, что выгляжу в глазах гостей еще хуже, чем сестричка или бывший управляющий. Наверно, они ждали от меня каких-нибудь развлечений, но что можно придумать в заброшенном замке, в котором даже нет приличных музыкантов? Проводить гостей в бильярдную? Показать достопримечательности вроде картин, очень старого клавесина с Земли или золотой статуи с Антареса? Эти вещи так и пылятся в музейной комнате в глубине замка как символы когда-то крепкой связи между нашими мирами, которая рухнула вместе с угасшими Путями.

Бывало так, что приходилось терпеть поддельный интерес и излишнюю любезность посетителей, когда они просили экскурсию. «О, герцог, а что это за мужчина на портрете?», «Не будете ли вы так добры, сударь мой, Ричард, рассказать нам какую-нибудь семейную историю?», «А вы знаете, что мы планируем закупить большой участок леса? Мы посадим там такие же яблони, как и у вас, чтобы потом собирать грибы». Я рассмеялся, осознав глупость своих фантазий. Тьфу, гадость. Никогда этого не любил. По мне так лучше посидеть с книгой, чем угодничать перед кем бы то ни было.

Потому я, встретив кого-нибудь из гостей, находил предлоги, чтобы избежать их общества. Ни Максимилиан, ни Ферриган не показывались. Я не вылезал из номера вплоть до наступления темноты. Спать не хотелось, и я вознамерился подняться в Зал Совещаний, чтобы посмотреть на звезды. В коридорах было тихо, и только пара слуг чистили ковер в одном из них, а в другом две фрейлины принцессы весело шушукались возле доспехов. Я незаметно подкрался на достаточное расстояние, чтобы подслушать разговор, но оказалось, что они лишь обсуждают свои недавние любовные приключения.

На балконе уже кто-то стоял, и ветерок раздувал ее волосы. Я замер в нерешительности: это была принцесса. Она рассматривала ночное небо и полную луну. Если я подойду ближе, то могу ее напугать, а когда имеешь дело с такой высотой, то будет лучше, если ничего неожиданного не произойдет. И я сказал:

– Прекрасный вечер, принцесса Фрейлина.

– Да, герцог Де-Лакот, – кивнула она, не переставая созерцать звезды, – вы говорите правду. В Нимланде таких чудесных вечеров никогда не будет, потому что нет там башни, с которой можно видеть эти красоты, да и пыль там сплошная от дорог.

Я подошел к периллам, оперся и поднял голову вверх. Бескрайность неба пала на меня, яркие огоньки и не очень переливались всеми оттенками белого. Бесчисленные созвездия неподвижно висели в глубоком океане высоко над нами. Наискось его пересекал жгут из мириадов мелких светил. Луна освещала кроны деревьев, и в роще чирикали поздние птицы. Удивительная свобода плавала в воздухе, хочешь – бери.

– Могу поспорить, вы уже мечтаете сбежать отсюда, верно? – спросил я ее.

– И проиграете спор, – улыбнулась она. – Здесь очень интересно. Правда, не хватает былого роскошества. Я бы поставила несколько павильонов в саду, пару скамеек и еще больше цветов.

– Что же вам мешает, ваше величество? Только распорядитесь, и скамейки появятся.

Она нахмурилась, словно я сказал нечто обидное.

– Я гостья. И давайте без титулов, терпеть не могу, когда намекают, что я – дочь короля… и, между прочим, я вас искала.

– Вы не против, если я опущу «польщен», «рад», «заинтригован»?

– Пытаетесь уйти от банальностей? – сказала она с улыбкой. – Это замечательно. Наши правила поведения давно требуют пересмотра, но при королевском дворе состоят люди, у которых мозги устроены совсем по-другому. Трудно будет их переубедить. Они все маразматические старики, и самым важным они считают свою высокородную родословную, а так же факт приближенности к королю. Представьте себе такую ситуацию: утром какой-нибудь советник стучится ко мне в спальни и просит поприветствовать приехавшего ночью посла какого-нибудь отсталого государства. Отказать нельзя, папа из-за этого ужасно злится. Вот и получается, что я там как в железных кандалах, и нет никаких шансов освободиться от шаблонного поведения. Я у отца вроде семейной реликвии. Меня чистят, холят, а затем выставляют на показ, чтобы поддерживала семейный статус. Теперь вы должны понимать, почему мне не скучно. Я вас еще не утомила своими жалобами?

– Нет, конечно, нет. Вы правы: привычная обстановка стала сильно надоедать. Вы заметили, что мир утерял свое разнообразие? Он замерз, притаился, умер… Вряд ли мы можем назвать что-нибудь существенное за последнее десятилетие. Народ нынче любит просиживать деньги в тавернах и трактирах. А помните, как было раньше: постоянное изучение нашей планеты, Гелио, иногда венчавшееся открытием новых Путей. Толпы иномирцев, говорящих на непонятных, диковинных языках. Особенно много ученых прибыли к нам с Земли. Максимилиан один из таких: он землянин. Он очень быстро выучил наш язык, и говорит на нем без акцента. С ним интересно, потому что он другой, ставший почти истинным гелийцем. Он бы вам порассказал о непонятных чудесах, которым впору тягаться с магией. Хитроумные механизмы, электричество, искусственные спутники…

– Ричард, – принцесса была потрясена моим монологом. – Расскажите что-нибудь, это очень интересно. Я вас прошу.

– Я не могу, – с сожалением сказал я. – Максимилиан просил никому не выдавать его тайн, а я держу свои обещания. Извините, принцесса. Вам лучше обратиться к нему самому.

– Вы счастливый человек, Ричард, – сказала она. – Передайте Максимилиану большое спасибо за чудеса. По дороге сюда он мне рассказывал о них… Признаться, я не все поняла, но теперь очень жалею, что родилась так поздно. – Фейлина слегка порозовела. – Мне всего лишь двадцать три года, и я ни разу не видела Путей. Не могли бы вы… это просто просьба… В общем, в подвалах Филанды они остались, и не действуют. Может, вы мне их покажете?

– Если вы не боитесь темноты, мокроты, бесконечных лестниц, то я с удовольствием проведу вас. Надеюсь, я еще не забыл дорогу.

Мы покинули балкон и спустились по главной лестнице в пустынный холл на первом этаже. Кабинет управляющего был закрыт. Я свернул налево, вглубь горы и в сторону от лестницы. Там под толщей скалы круглой каменной аркой начинался скудно освещенный коридор. Я повернул вентиль в стене, и вдоль прохода одна за другой загорелись десятки свечей.

– Вовсе необязательно тратить из-за меня газ, темнота меня не пугает.

Шутила ли принцесса, или говорила серьезно, я не разобрался.

– Не беспокойтесь, – ответил я ей. – Внизу газовых свечей не будет, но мы возьмем факелы.

Я открыл ближайшую дверь. В чулане для метел, лопат и прочих инструментов мы выбрали два добротных, немало запылившихся и покрытых паутиной факела. Один я поджег от свечки, а второй оставил про запас, подвесив его за крючок к поясу слева. Мы зашагали дальше.

Коридор закончился витой лестницей со стертыми ступеньками. Они были сильно загрязнены, покрылись сыростью и лишайником. На стенах поблескивали водяные разводы. Я с сомнением поглядел на каблучки принцессы: выдержат ли они это испытание.

– Мы точно идем дальше, принцесса?

– Мой брат Антуанет ужаснулся бы этого места, а я пойду. И чтобы вы окончательно отринули мысли, что все принцессы – избалованные неженки, я иду первой.

Она забрала факел, и мы начали спуск. Мы миновали три темных заржавевших световода, восемь небольших обвалов кладки и три круга паутины, которые Фейлина сожгла, не моргнув и глазом. Восемьдесят четыре ступеньки привели к черному проходу; из него веяло холодом и запустелостью. Ноги примерзали к скользкому полу. Теодор, наверно, ни разу здесь не побывал и не распоряжался, чтобы почистили подвалы. Я не надеялся даже встретить крыс или комаров: они бы не нашли себе пищу в голом камне.

– Мы находимся в преддверии старых казематов. Нам нужно пройти их насквозь и оставить по левую руку машинное отделение, в котором собраны все газо-водные трубы. Настоятельно не рекомендую его осматривать. Это настоящий лабиринт, и меня он всегда пугал. Он освещается все тем же газом.

Фейлина брезгливо поморщилась, но твердо последовала за мной, крепче сжав факел. По ее лицу было видно, что с единственным источником света она не собирается расставаться. Мы ступали осторожно, чтобы не раскатиться.

– Никогда бы не подумал, что буду сопровождать ее величество принцессу Фейлину Мойнли в подземельях Филанды, – признался я.

– И что же вы думаете по этому поводу, если не секрет? – полушепотом спросила она.

Что бы я ни думал, а сказать этого не успел. Мое сердце екнуло, а принцесса вскрикнула от неожиданности и прижалась к моей руке: мы оказались в полнейшей темноте, потому что ее факел внезапно потух.

– Наверно, догорела промасленная ткань, а внутри он отсырел, – предположил я. – У нас есть второй факел, однако, нет ни огнива, ни свечек. Ближайшие свечи – только в машинном отделении.

Отчего-то мне захотелось убедиться, что сзади никого нет. Темнота давила, но в то же время обострилось чувство безграничного пространства. Я ощущал частый пульс Фейлины. Мы придвинулись к левой стене, чтобы не потерять направление. Мои пальцы коснулись плесени и импульсивно отдернулись.

– Что будем делать? – спросил я. Ее ответ меня очень удивил, хотя я и надеялся его услышать.

– Идемте дальше. Доберемся до машинного отделения и получим огонь.

– Я должен что-нибудь говорить?

– Нет. Просто ведите меня.

Путешествие во тьме началось.

Пришлось полагаться на память. Мы оставили позади деревянную дверь справа, за которой клокотала вода.

– Скважина, – пояснил я. – Вода подается на кухню и в другие помещения. Используется так же для подачи газа. Не представляю даже, как работают насосы.

Потом мы свернули направо и оказались перед железной решеткой. Я нащупал и отодвинул засов. Посыпалась ржавчина. Решетка поддалась внутрь с противным, заставляющим скорчиться и заткнуть уши, скрипом, усиленным сводами потолка. За ней мы оказались между рядами давно пустующих тюремных помещений. Они не использовались по назначению даже во дни магии, а были забиты материалом для постройки газопровода. Я насчитал левой рукой двенадцать закрытых камер. Дорогу вновь преградила решетка. Проход завернул направо, и мы оказались на балкончике. По левую сторону внизу шумели и пыхтели поршни, клокотало в трубах, и щелкали шестерни. Я повернул вентиль, безошибочно обнаружившийся невдалеке от нас. Мир вынырнул из тени.

С балкона без перилл в прямоугольную комнату спускался стальной трап. Вся ниша была загорожена трубами. Они тянулись из пола, устремлялись к потолку или в стороны, сливались в более толстые или разделялись на две, три, четыре штуки. На каждую имелся свой рычаг, чтобы по надобности перекрыть нужную ветку. Крутились большие колеса.

– Ужас, – сказала Фейлина. – Может быть, уйдем отсюда поскорее? Далеко еще?

Мы быстрым шагом покинули балкон. Адские машины скрылись за поворотом, а мы остановились перед сплошной металлической дверью. На ней висел средних размеров амбарный замок.

– Кто же его повесил? – подумал я вслух. – Всегда открытым держали это помещение.

Я взглянул на Фейлину. Она по-прежнему держалась за меня. Принцесса слегка побледнела, явно была разочарована и избегала смотреть на балкон.

К счастью, замок висел просто так; я выкинул его подальше. Мы вошли в большую комнату. В ней находилось всего две Тропы. Их обнаружили совершенно случайно во время строительства машинного отделения. Оба Пути были расположены горизонтально, выше уровня пола на один и на три фута соответственно. Ближний к входу тянулся над специально установленным каменным брусом к противоположной стороне. Начало Пути было отмечено высокой аркой. Человек не может видеть Тропы как нечто материальное, а они далеко не всегда были строго прямыми. Пожалуй, самое подходящее сравнение будет с пещерами и гротами: непредсказуемые извивы, внезапные сужения и зовущие пустоты.

Мы стояли в молчании. Некогда залог большого успеха, Пути представляли жалкое зрелище. Я отвернулся. Фейлина отцепилась и прошлась между ними, попробовала их с самого начала, но, разумеется, ничего не произошло. Я уже хотел позвать ее, как вдруг она сама подбежала ко мне.

– Ричард, посмотрите!

Она держала медальон в форме сердечка, выполненный из благородного металла. Я недоумевал, кто и когда мог его потерять: слой грязи на пороге накопился изрядный и до нас не был стерт.

– Кажется, его можно открыть, – заметил я. – Хорошо бы узнать, чей он.

Сердечко и впрямь с клацаньем распалось на две половинки. На одной из них был вкраплен четкий портрет молодой девушки. Ее черты показались мне смутно знакомыми, но откуда?

– Фейлина, вы знаете, что это за девушка?

– Нет, но словно бы я ее где-то встречала. Вы, вероятно, хотите его забрать? Я не имею права присваивать медальон. Вдруг он представляет собой историческую реликвию.

Она отдала мне сердечко, я не стал возражать. Принцесса поправила подол платья, и мы отправились обратно в замок.

Я думал, но не о странной находке. Я любовался, но не переливчатым золотом. Мои мысли целиком и полностью были отданы девушке с каштановыми волосами. Она грациозно, точно перышко, ступала по земле, смеялась и мило улыбалась звездам и луне. И это открытие стало самым нужным и самым светлым во всей моей жизни.

* * *

Я достал из кармана ключ, сунул его в замочную скважину, и тут же вытащил. Дверь оказалась открыта. Спасибо тебе, Луиза! Выходит, ты сильно меня растревожила. Обижаться мне на тебя или нет? Ты, сама того не подозревая, сделала мне большой подарок, ценность которого я осознал восхитительных полчаса назад. Невольная улыбка, вызванная сладкими воспоминаниями о походе в темноте… Жаль, что я так и не отважился на активные действия.

За порогом ждало второе письмо, ничуть не отличавшееся от первого. Учтя прежний урок, я подобрал его и развернул. Скорый почерк, вкривь и вкось, неровные строчки, оторванный уголок.

«Мне нужно срочно уехать. Появились совершенно неотложные дела. Извини, что не предупредил, для меня самого это стало внезапностью. Как-нибудь искуплю свою вину.

Ферриган»

Очень, очень скверно! А я хотел с ним посоветоваться насчет медальона. Спрошу, конечно, и остальных, но Ферригана стоило потревожить в первую очередь, Теодора – во вторую. Их архивы лиц в памяти пригодились бы как нельзя кстати; наверняка среди всевозможных портретов окажется эта девушка. Ясно, что медальон принадлежал влюбленному мужу или другу девушки. Представляю, сколько он провалялся в подземельях; она стала женщиной, или даже ее нет среди нас…

Слуга в черном фраке принес мне ужин: жареная картошка, плов, овощной салат и бутылка вина. Однако, у меня была возможность ужинать со всеми. Принцесса отправилась в Трапезный Зал, а мне совсем не хотелось, чтобы кто-то видел нас вместе.

– Господин Де-Лакот, – сдержанно, тоном вышколенного дворецкого, обратился ко мне Норбстон, а именно так звали его. – Ваша сестра, госпожа Луиза Де-Лакот просила передать вам, что она не будет оправдывать ваше отсутствие. Она вежливо просит вас явиться в Трапезный Зал.

– Передайте ей, что меня не будет. Если я кому-то понадоблюсь, пусть приходят в библиотеку.

– Как прикажете. – Слуга поклонился, поставил поднос на столик, и с абсолютнейшим равнодушием сказал: – Я прошу у вас увольнения.

– Почему же, Норбстон? – поднял брови я. – Вам не нравится ваше жалование? Или то, как с вами обращаются? Управляющий, он же граф Теодор Кест забыл о какой-нибудь существенной для вас вещи?

– Не извольте беспокоиться насчет графа Кест. Он не давал повода говорить о себе дурно, и этого не будет. Вы не угадали причину увольнения.

Я подумал, что он нарочно издевается надо мной, скрываясь под маской очень хорошего служащего. Этот парень запомнился мне и потому, что участвовал в Турнире Мастеров Оружия, куда я сам забрел однажды. Он довольно неплохо выступал, но случай не позволил нам померяться силой. Умом Бог его не обидел, а его уровня познаний в сфере правил поведения мне бы никогда не удалось достичь. Он, как немногие люди его профессии, не превращался в бездушную машину, всегда имел свое мнение и высказывал его, когда ему позволяли, или когда он считал нужным. Значит, настал именно такой момент. Я решил не мешать Норбстону, он сам объяснит свое поведение.

– Тогда я вас слушаю. Без веской причины мне бы не хотелось отпускать примерного рабочего.

– Я не могу назвать никаких веских причин, – покачал головой Норбстон. – Или они не покажутся вам таковыми. Если я их все-таки выскажу, вы немедленно уволите меня и обязательно дадите плохие рекомендации.

Мне уже надоело его увиливание, поэтому я слегка повысил тон:

– Вы получите отличные рекомендации и мою личную поддержку в обмен на вашу честность. Даю слово. В противном случае вы проявите неуважение к хозяину, а это чревато последствиями. Итак?

– Я в вас ошибался, – с вызовом заявил он, чем заставил меня напрячься. – И замечательно, что вы изменили мою точку зрения. Я думал, что вы действительно не замечаете плетущихся вокруг разными людьми интриг. Вследствие вашего, извините, излишнего легкомыслия.

Я скрестил руки на груди.

– Теперь, – Норбстон заговорил быстрее, – мне понятно, что вас трудно обмануть. Вы, разумеется, кое о чем догадываетесь, но у вас нет информаторов, а единственный самый лучший друг никогда не попадал в подобные ситуации, потому что он не гелиец. Когда госпожа Де-Лакот вчера вечером так умело и хладнокровно избавилась от моего непосредственного начальника и друга, я насторожился и стал понемногу следить за всеми. Суток мне хватило, чтобы убедиться, что ничего хорошего не происходит. Неожиданный отъезд Ферригана вынудил меня осмотреть его покои. Я нашел там послание от графа Кест, адресованное вообще-то мне. Граф просил меня покинуть замок. По его словам, оставшиеся здесь будут втянуты кем-то в отвратительную историю. Даже мы, слуги, не отстоимся в темноте. Я решил последовать за графом Кест, ибо он сообщил свои координаты. С вашего позволения отправляюсь завтра утром.

Интересно, а что, если попробовать поймать его на уловке, придуманной не вчера и не нами? Разговору не поврежу, а хотя бы попробую попасть пальцем в небо.

– Вы не договариваете, Норбстон: о чем-то, или, быть может, о ком-то? Без полной искренности вы ничего не получите.

– Просто не рассчитывал, что вам нужны подробности! Но… да. Я вновь ошибся. Вот что я заметил. Прежде всего, странно вела себя Марта Шати. Сразу же после завтрака она отправила кому-то почтового голубя, которого попросила у одного из моих подчиненных. Сэр Ферриган Астэр сильно нервничал накануне, несмотря на творящееся вокруг веселье. Уважаемая Виолетта Оларн слегка переигрывает роль вдовы. Еще она ближе к ночи, перед закатом, ходила наверх, на балкон, одна. Остальные не привлекали моего внимания.

– А как же моя любимая сестра?

– Да. Вы правы. Она – это самое интересное. Во-первых, она пришла к вам более чем через двенадцать часов после ужина, а должна была – сразу же. Во-вторых, прогуливаясь с ее величеством, старательно избегала встречаться  с Ферриганом и Максимилианом. И, в-третьих, с полчала назад она пыталась завербовать меня следить за вами.

Улыбка победителя мгновенно исчезла с моего лица.

– Она так прямо об этом вас попросила? И что вы ей ответили?

– Конечно, не прямо. Она тоже умеет скрывать истинный смысл в якобы пустых фразах. А я отказался. Не хотел предавать того, кто дает, или, возможно, давал мне работу.

Мне кажется, ни разу не солгал, но что-то все равно упустил. Как всегда и бывает. Умен, не придерешься, неплохо бы иметь такого человека на своей стороне, обязательно пригодился бы… «А почему бы и нет? – подумал я. – Вдруг согласится?» Вторая вербовка иногда бывает успешной: если человек не примкнул к одному, то у его соперника есть некоторые шансы.

– Послушайте, Норбстон, – затараторил я, загоревшись внезапной идеей. – Я понятия не имею, кто и зачем мутит воду. Ясно, что сестра – одна из них. Я понимаю ваше положение и напишу рекомендации, обещания нужно держать. Но, может быть, мне удастся то, что не удалось ей? Не желаете ли поработать моим информатором, каких, по вашим словам, у меня нехватка? За услуги плату придумайте сами. Я не поскуплюсь.

Он был поражен; впервые маска слуги спала.

– Я должен подумать, – выдавил он. – Дайте мне время до завтрашнего утра.

– Договорились. Приходите завтра, в десять. В любом случае ваши бумаги сразу не сделаются. Спокойной ночи.

Выходя, он обернулся и сказал:

– Я бы дал вам один совет.

– Валяйте.

– Держите их в поле зрения. Спокойной ночи.

Я торжествовал: одержана маленькая победа. Без всяких сомнений, он согласится на мое предложение, иначе бы отказался от него сразу же. И тогда я стану полноправным участником игры, даже если ее правила останутся вне моего ведения. Для начала постараемся заиметь побольше источников информации. Например, Максимилиан. Он легко проникает в любое общество, в котором его вовсе не чураются. В дальнейшем я не должен делать то, что от меня ожидается. Сестрица ждет в Трапезном Зале? Норбстон, скорее всего, теперь не скажет ей, что я собирался в библиотеку. Ну, тут альтернативы нет, надо идти наверх. Пусть считает, что я испугался ее предостережений. Накину простодушный вид, будто я до сих пор ничего не заподозрил. А потом будь что будет.

В Трапезном Зале меня встретили теплыми приветствиями, вопросами о самочувствии и просьбами присоединиться к ним. Их было немного: только наши истинные друзья. Из трех десятков приглашенных осталось меньше половины. Что ж, если им наше общество кажется неинтересным, пусть так оно и будет! Нет ничего более неуважительного, чем ограничивать чью-то свободу. По известным причинам отсутствовал Ферриган Астэр, и это было очень неудобно, поскольку Виолетта Оларн нуждалась в его поддержке как ближайшего друга семьи; она не выходила из жуткой меланхолии и не обращала внимания на окружающих. На мое появление она тоже никак не отреагировала. Что-то действительно долго она убивается из-за Рауля, подумал я, нот тут в голове возник голос Ферригана. «Он бы ее не бросил. Уж я-то видел, как он на нее смотрит», и все мои подозрения полетели к черту.

– А, дорогой наш Ричард! – громко воскликнул Максимилиан, протянув ко мне руки. – Мы уж и не надеялись, что ты пожелаешь скоротать с нами вечер.

Я улыбнулся им и занял свободное место как раз напротив Луизы, благо, что больше половины стульев пустовали. Оно было выбрано не случайно: возле Луизы, как и должно, восседала принцесса, а я, чего уж греха таить, хотел бы видеть их обеих. Справа от меня галдел Максимилиан, а по левую руку скромно сидели супруги Грей. Виолетта находилась на другом конце стола, угрюмая и ссутуленная, перемешивала содержимое своей тарелки.

А ведь круг возможных зачинщиков интриг крайне узок. Почти все здесь, но никто не выглядит хранящим жуткие тайны. Ума не приложу, помогает ли кому-нибудь, в частности, сестре, Максимилиан? Замешана ли принцесса? Что побудило Ферригана покинуть Филанду? И совсем уж туманны действия Теодора. В причастность Грей или Лессингтонов не верится. Они, получается, приглашены для отвода глаз. Марту Шати тоже никаким боком не пришьешь…

Я почувствовал, что схожу с ума. Признаться, я мнил, что без труда установлю за всеми слежку и выведаю их намерения. Черта с два! Голова кажется совсем пустой, ни идей, ни предположений, ни желаний, только скачущие по кругу блики огоньков. Пропал даже аппетит, и вино, всученное другом, не имело вкуса и пилось, как вода. Я потянулся за бутылкой над рыбным салатом, чтобы наполнить бокал. Где слуги? Это их обязанности! Кто им разрешил оставлять открытое вино на столе? Кто-то дернул скатерть, бутылка опрокинулась в салат, драгоценный напиток приправил его сверх всякой меры.

А потом, мир заполнился темнотой, в точности, как салат – вином.

Глава 3.

Лучше бы я не приходил в сознание, потому что резкая боль в предплечье заставила меня изогнуться, и я ударился головой обо что-то твердое. Впрочем, затекшие ткани быстро отошли, и вскоре, по ощущениям, вернулось и зрение. Правда, в полной-то темноте много не разглядишь, но хотя бы угадывались очертания квадратной комнаты, в одном углу которой стояла грубая кровать, ничем не застеленная. Где-то невдалеке что-то пыхало и рокотало.

Это место я узнал сразу. Тюремные помещения моего замка. Надо же, как просто в них попадают люди: сидишь, уплетаешь за обе щеки морскую капусту, пьешь дорогие спиртные напитки, и вдруг просыпаешься один в темноте.

Я с трудом поднялся с ледяного пола, и, опершись на кровать, стал разминаться. Когда тепло вернулось ко мне, я подошел к двери и толкнул ее. Она была закрыта снаружи на засов и приоткрывалась на дюйм-полтора: мешалась стальная планка. Я просунул в щель пальцы на уровне груди и наткнулся на ржавый металл; ногти противно проскребли по засову. Надеяться его отодвинуть было глупо, равно как и выбить окованную дверь. Отсутствовало и окошко. Что же, заключенным не подавали еду? Более того, не было даже туалета. И мне, герцогу, человеку голубых кровей, предлагалось ютиться в кошмарном сне наяву! Жестокое оскорбление нанес мне тот, кто решил, что камеры соскучились по своим жильцам.

Я пробрался до кровати. Старые пружины заскрипели, жалуясь на то, что их оторвали от многолетнего спокойствия. Мой желудок заявил, что я не успел как следует поесть. Наверно, я провалялся без сознания ночь, а может и больше. Мозги, наконец, перестали крутиться на карусели, и я стал вспоминать. Все случилось внезапно; возможно, кто-то подсыпал в вино снотворное или что-то в этом роде. А как же Луиза, Фейлина, Максимилиан, остальные? Сидят в камерах по соседству? Абсурд. Бросить в эти грязные, холодные и заплесневелые комнатки принцессу было бы слишком. Даже отъявленные бандиты обращались бы с ней по-джентельменски, насколько позволяют им это их жалкие душонки. Так уж устроен менталитет любого гелийца. Хотя ее могли поместить в один из шикарнейших номеров замка.

А вдруг только я оказался захваченным и брошенным в подземелья? Никто бы не позволил. Эдгар Лессингтон вполне мог уложить троих, не слишком напрягаясь. Ему так же по силам справиться с моими семи десятью двумя килограммами. Существует и другой вариант. Предположим, они посчитали, что я напился до сонного состояния, что, в принципе, невероятно, и распорядились унести меня. Меня несут и жестоко ошибаются направлением, придя вместо моей комнаты сюда. Тогда на утро меня должен был хватиться Норбстон. Да и никто из слуг не стал бы затачивать меня здесь.

Соответственно, делаю вывод, что пленены все. Но как?

Я вдохнул больше затхлого воздуха и что есть мочи проорал: «Эй! Есть здесь кто?». Каменная кладка загудела, и была единственным источником каких-либо звуков. Никто не отозвался.

Самое время поразмыслить о побеге. Если вы лишены всех удобств, доступа к воде, и в ближайших двухстах метрах нет ни души, положение свое считайте отчаянным.

Опустившись на карачки перед грудой металлических конструкций, я стал на ощупь отыскивать что-нибудь длинное, тонкое и негнущееся. Сначала попалась недвижимая пластина с прямоугольным шипом, на ней лежала широкая труба, так же заваленная сверху. Возле самого пола обнаружилась длинная проволока диаметром с палец. В полуметре от стены опасно торчал штырь, но он был слишком толстым и вдобавок прикручен к арматуре, венчавшей кучу. Я попробовал обвалить ее. Не сдвинулась ни на дюйм. Я сдался и пал на кровать. Через полчаса попробую снова.

Минуты тянулись; отдаленное клацанье механизмов стало действовать на нервы. Я сменил позу, устроившись поудобнее на жестких пружинах. Пить хотелось все сильнее, а голова продолжала болеть в том месте, где я ей ударился о ножку кровати. Мысли все еще путались из-за вещества, которым меня опоили. Стало вдруг очень холодно, промозгло. Ни шелковая рубашка, ни штаны из прочного сукна не давали необходимого тепла. Если так будет продолжаться и дальше, то я просто-напросто замерзну. Пришлось лечь на спину, чтобы пружины не так сильно впивались в тело. В кармане встретились ключ и медальон. Спасибо неведомым захватчикам, что они не стали меня обыскивать. С сестры все обвинения снимаются, она достаточно умна, для того чтобы пренебречь хорошим обыском.

* * *

Провалявшись неподвижно, я начал понемногу засыпать. Пальцы окоченели, меня била мелкая дрожь. Пора было вставать, иначе я рисковал больше не проснуться. Огромные усилия понадобились, чтобы подняться на ноги. Тут же давление тугим молотом ударило в мозг, едва не бросив несчастного герцога на пол. Спина от спального ложа превратилась в дуршлаг с квадратными дырочками.

Зарядка вдохнула в меня достаточно бодрости, чтобы держаться вертикально. Обследование комнаты не дало никаких сколько-нибудь обнадеживающих результатов. Только этот штырь мог вполне сгодиться в качестве рычага. Или труба под ним – в качестве тарана. Я уперся в стену и стал толкать штырь от себя. Позвоночник взвыл от напряжения. Арматура с глухим храпом продвинулась несколько вперед. Попробовал поднять ее плечом: арматура проскрежетала еще дальше, нависнув над полом в футах четырех, но падать упрямо не желала. Штырь торчал теперь так, что любой вошедший непременно бы наткнулся на него. Переведя дух, я взялся за край, оказавшийся тремя шестернями с общей осью. Уцепившись как следует, потянул их на себя, а затем толкнул, сконцентрировав силу в одной точке. Раздался ужаснейший грохот, шестерни свалились на трубу, перескочили через собственный штырь, являющийся загнутой осью, и эта конструкция мощно обрушилась на дверь. Та страдальчески затрещала; после быстрого осмотра выяснилось, что она треснула снизу. Некогда добротное дерево, подтачиваемое сыростью, сгнило; болты расшатались, а каменная кладка не была столь широка, чтобы ее нельзя было выломать.

Я нашел единственный путь к спасению.

Три шестерни оказались не такими тяжелыми, как показались сначала. Они могли бы сойти за круглый молот, причем самая большая шестерня имела относительно острые зубцы. Выше колен, однако, поднять его недоставало сил. Значит, не поздоровится только нижней части двери. Отступив на два шага, я раскачал его как маятник и обрушил на дверь. Она вздрогнула; в стороны полетели щепки. Молот вырвался из рук, отскочил от нее, мимоходом зацепив ногу в районе голени. Дьявол! Это было больно. Держу пари, синяк не рассосется и к старости. Впредь учту этот фактор, чтобы случайно не остаться вообще без опорно-двигательного аппарата.

Я раскачал шестерни во второй раз и, придавая ему больше скорости, ударил снова. Крепкий треск предвещал близкий конец деревянной стражнице. Петли вот-вот вырвутся из гнезд. Дверь же ломаться не спешила. Она перекосилась внутрь настолько, что я мог заглянуть под нее. Еще пару ударов она сдюжит, но ей поражение я точно нанесу. Меня уже разбирал азарт.

Я начал третью атаку, совершенно уставший. Молот налился тяжестью; гладкая ручка, мной отполированная, норовила выскользнуть. Мне понадобилось истратить все, что у меня было, в том числе и чистую волю, чтобы он врезался куда надо. Следующая попытка должна стать последней,  противном случае я умру от голода и жажды.

Поскольку комната имела размеры где-то три на три метра, то я мог бы размахнуться и посильнее, не будь здесь металлолома и кровати. Я решился на сложное действие, главное в котором – не дать молоту улететь не туда и раньше времени. Начнем наши Олимпийские Игры! Крепко взялся за ось вплотную к шестерням и стал раскручиваться на месте. Мне даже показалось, что это не так трудно, пока молот не поднялся чуть выше колен. Тут-то я и понял, что долго не протяну.

Все-таки мне удалось раскрутить его, бросить и попасть по двери; а сам я не удержал равновесия и повалился прямо на трубу. Сильно ушибленное левое предплечье стало ценой освобождения.

Между двумя свисающими обломками досок ничего не было видно; коридор утопал в темноте, непроглядной и жуткой, затаившейся глубоко от света. Чуть поодаль шумела вода. Капля за каплей с дребезжащим плюханьем падали в лужу. Приглушенно, пробиваясь через несколько слоев камня, из машинного отделения донеслось шипение испускаемого пара.

Подвывая от боли, по обломкам на четвереньках я выкарабкался из камеры. Внезапный страх обуял каждую клеточку моего тела. Ужасающе нависшие своды готовы были обрушиться огромной массой, невидимые стены словно и не существовали более, отодвинувшись в тень. «Что же это такое, – дрожа, подумал я. – Мне уже за тридцать, пора и перестать бояться этих казематов». Я медленно пробирался вдоль по коридору, напряженно вслушиваясь в окружающие звуки. Что-то резко щелкнуло, как крючок на арбалете, и я замер, в немощи сделать хотя бы шаг. Под мышками и по спине покатился самый настоящий холодный пот. Я сжал ключ под рубахой. Ничто больше не нарушало тишины, и я заставил себя продвигаться дальше.

Впереди в открытом пастью проеме еще гуще скопилась отвратительная темь.  При мысли, что оттуда кто-то выскочит, сердце облилось кровью. Я запустил в проход руку, и она беспрепятственно провалилась в пустоту, повеяло морозным воздухом. Рывок вперед, и я оказался по другую сторону провала…

…И тогда услышал звуки, от которых встали дыбом волосы, а ужас вцепился в меня, изорвал в клочья волю. Сзади, где работали паровые машины, когтями заскребли четыре лапы. Неведомое существо принюхивалось, учуяв запах живого. Я бросился бежать, боясь оглянуться. Зверь зарычал. Он понял, где находится потенциальная добыча, и не захотел упускать ее. На всей скорости я врезался в решетку. Зверь уже завернул в коридор и мчался ко мне с грозным рыком. Непослушными пальцами я отпер засов, вырвался за решетку и прижал ее всем телом. Засов вернулся в ушко. Большущая, лохматая и очень голодная тварь влетела в прутья.

Ноги несли меня прочь от нее; промчавшись мимо скважины, я увидел долгожданный свет. Лестница была слегка освещена тремя своими световодами. Не замечая ступенек, я взлетел по ней. Оказавшись в холле, я повалился на мягкий ковер, и не подумав, что меня могут схватить вторично.

* * *

Замок был абсолютно пуст. Ни слуг, ни хозяев, даже мухи не показывались. В мою комнату никто не заходил, и еда все так же стояла на стеклянном столике. Она давно остыла, но я набросился на нее, как только вылез из расслабляющего душа. Насытив капризный, не привыкший к испытаниям желудок, я покопался в комоде. От моей старой рубашки не осталось ни следа, ее испещряли грязные пятна, а чистая одежда для верховой езды пришлась мне по вкусу. Еще не хватало плаща, мой прежний благополучно забыт в далеком прошлом. Я уже знал, куда еду. Перспектива остаться одному в огромнейшем здании, мягко говоря, пугала; я бы лучше провел пять ночей в камере, чем одну здесь.

Признаться, хотелось мести за нанесенное оскорбление. Но кому мстить? Ошибиться с оскорбителем значит самому стать таковым. Один я, скорее всего, не справлюсь с этим делом, и неплохо бы найти кого-нибудь нейтрального, кто бы стал мне помогать. Столько нелогичных на первый взгляд вещей должны быть разумно объяснены, а чтобы их все обнаружить, моей пары глаз будет маловато. К сожалению, в данной ситуации нет практически никаких вариантов, к кому бы я мог обратиться за помощью, а посему…

…Меня посетила интересная мысля. Кем бы ни был таинственный похититель, шутить он не собирается, коли очистил весь замок от живых организмов. И тут всплывает загвоздка: далеко не каждый слуга будет пить вино вообще и со снотворным в частности, когда работа на полном ходу. И едят они не одновременно. Эти два способа нейтрализовать нас отпадают. Что остается? Ну конечно! Только газ мог справиться с этой задачей более-менее приемлемо: и одновременность действия, и полный обхват замка. А газ можно закачать только через трубы, надо полагать: достаточно в машинном отделении найти нужный вентиль и пустить по нему вместо природного газа одурманивающий. Вот и вторая загвоздка: нет таких людей, кто разбирается в газопроводе Филанды, по крайней мере, здесь их не было. Теодор или его подчиненные, конечно, могли с помощью эксперимента изучить хитросплетения труб и насосов, но на это требуется время. С другой стороны, Теодор проживает в замке немного-немало, а четверть века. Чем еще заниматься старому страннику, по каким-то причинам окопавшемуся в чужом доме?

Похитить принцессу… Я усмехнулся: Отавио Первый Мойнли, Наше Величество, камня на камне не оставит от Филанды, если разузнает об этом. Моя репутация примерного гражданина сойдет на «нет», а в отношениях между мной и принцессой уже стоит жирный вопрос.

Уложив некоторую часть походного гардероба, банные принадлежности и кошелек с монетами в походную сумку, я поднялся с ней в Трапезный Зал. В нем все оставалось без изменений, но были перевернуты стулья. Я собрал подходящую снедь, наполнил две фляги водой и вином с расчетом на длительное путешествие. Массивная связка из ключей, главный из которых подходил к замку парадного входа, имелась в трех экземплярах: у меня, Луизы и Теодора. Вернувшись к себе, я закинул ее в сумку. Осталась только одна вещь, я всегда таскаю ее с собой, и видимо, пришло время, когда она может пригодиться.

Под комодом стоял массивный сундук. Я покрутил две из четырех ручек на лицевой стороне сундука, подобрал необходимую комбинацию и открыл его. В нем покоилась рапира. Тонкая и легкая, сделанная из добротной стали, она много раз выручала меня во время Турнира, с ней я проходил обучение. К ней прилагались и ножны, предмет моей гордости. Черная кожа, обвиваемая золотой вязью с инкрустациями драгоценных камней, она стоила мне десять тысяч . Клинок рапиры оставался острым, сколько его ни храни в ножнах. Рукоятка, окруженная тонкой спиральной нитью, привычно влилась в ладонь, и это притом, что я давно бросил тренировки. Я в свое удовольствие покрутил рапирой, сделал пару-тройку восьмерок, замысловатый финт, и счел, что еще кое-что умею. Повесил рапиру на пояс и остался чрезвычайно доволен собой.

Настало время действия, и для начала я намеревался посетить поместье Астэр.

Летнее солнце склонилось к западу, и яблоневый сад погрузился в полусумрак, в отбрасываемую высокими горными кряжами тень. Стройные декоративные деревья не цвели четвертый сезон подряд, но всегда сбрасывали с себя широкие, очень сочные листья. Придворный садовник изредка исполнял свои непосредственные обязанности, и делал это неплохо. Сколько я ни присматривался к коре и стволу, но не обнаружил ни малейших следов паразитизма или какой-нибудь древесной болезни. Я шел по выложенным широкой тропой белым плитам и вдыхал чистый воздух, наполненный ароматом душистых трав. Не то чтобы я был заядлым романтиком, скорее даже наоборот, но вид зелени приводил меня в восторг; все же лучше, чем созерцать подземелья.

По обе стороны от тропы краснели и желтели цветы, отдаленно напоминающие ромашку. Скальный откос, тянувшийся поначалу за мной, отодвинулся, скрывшись за бесчисленными зелеными листьями. Вместо отдельных цветочков теперь попадались прямоугольные клумбы. По всему пространству хаотично была разбросана поросль кустарника. То один корень, а то соединение из целого семейства, он образовывал вместе с клумбами живой лабиринт, требующий постоянного ухода.

Вскоре расстояние между деревьями стало совсем большим, и тропа разделилась на три ветви. На самой опушке стояла круглая беседка, украшенная узорчатой бахромой; конусовидная крыша таяла на фоне неба. За беседкой от фонтана тек в искусственном русле ручей, чуть ниже он пробивался под ровную живую изгородь. Она окружала рощу, скрывая за собой низину, посередине разрезаемую горным хребтом. По восточную сторону от него пролегала Северная дорога, огибая замок за милю, и превращалась в Южную. Западный склон заканчивался широким пастбищем, защищенным отовсюду. Там был ипподром, а рядом в конюшнях хватало мест для полусотни лошадей. Пастбище вполне могло прокормить их летом; на зиму корма заготавливались за пределами Филанды.

Мой путь пролегал через аккуратную арку под буйной растительностью. За ней показалось поле, уходящее в низину, где чернели трибуны ипподрома. Как ни в чем не бывало, паслись лошади. Я повернул к конюшням, двигаясь вдоль кустарника. Так меня было труднее заметить, а сейчас осторожность не помешает. На всякий случай я удобнее расположил клинок, чтобы выхватить его не составило труда. Чем ближе я подходил к длинным баракам, тем больше убеждался, что мой обидчик здесь и не появлялся. Три юных конюха водились с лошадьми, отрабатывая свою заработную плату. При моем появлении они оставили коней и поспешили навстречу.

– Здравствуйте, господин Де-Лакот, – поклонились они. – Вы желаете, чтобы мы взнуздали вашу лошадь? Или, быть может, подали карету? Или у вас другие распоряжения?

– Я поеду верхом. Подготовьте ее и прицепите мою сумку. Пусть это сделают твои братья, Ануд, а тебя я хочу расспросить кое о чем.

Два мальчугана побежали выполнять распоряжение. Ануд остался, с любопытством меня разглядывая. Ножны его удивили больше всего, парень, наверно, и не представлял, что бывают настолько роскошные вещицы. Он был хорошо сложен; несмотря на юный возраст, обладал незаурядными умениями наездника. Со своими обязанностями, по словам графа Кеста, он справлялся превосходно, никогда не жаловался на тяжелую работу. У меня он был на хорошем счету, и я дал ему волю разработать собственный, ему подходящий распорядок дня. В конюшне он распоряжался по своему усмотрению. За все это он получал более чем щедрую плату, мной назначенную.

– Вы здесь находитесь с самого утра?

– С шести утра, господин герцог. У вас столько гостей, да еще ее величество принцесса Мойнли. Они же на лошадях приехали, а в карету принцессы запряжены были аж четыре славные лошадушки… а есть еще и свита. Работы у нас невпроворот, но мы мало-мальски справляемся.

Я поморщился: эти жуткие формальности любого доведут до отвращения.

– Зови меня просто Ричард. Без всяких там титулов. Взяли бы себе помощников. Я оплачу, даже если их будет десять.

– Да нет, сэр Ричард, мы и сами неплохи.

– Как желаешь. Значит, все лошади в порядке? Кто-нибудь приходил сюда, скажем, вчера, после трех пополудни?

– Конечно, в порядке. Мы не спускаем с них глаз, хорошо еще, что их осталось не много. Нет, сэр Ричард, никого не было.

– На чьей лошади уехал граф Кест, и куда?

– Графа Кеста мы тоже не видели. Он уже давно никуда не выезжает.

– И ничего не происходило… странного?

– Нет, ничего, – Ануд поморщился, как самый заправский моряк при команде «свистать всех наверх». – Ну, разве что, вчера жеребец Ветерок капризничал, отказывался заходить в загон. Животное, а свободу любит.

Из конюшен под уздцы два брата вывели мою лошадь, славную Андрель. Она имела темно-коричневый окрас, каковой носили все скакуны ее породы. Мягки были ее шаги, осанка горделивая, а грива – пышная. Вместе мы объехали полмира, а на другую я бы ее не променял и не уступал уговорам Максимилиана пересесть в карету.

– Вот, господин, Андрель готова.

– Благодарю. Ануд, у меня есть для вас распоряжение, которое покажется вам странным. Я бы хотел, чтобы вы обыскали замок, каждую щель в нем. Я пришлю в помощь стражников. Обшарьте все закоулки, даже самые незаметные.

– Сделаем, господин. Но что мы должны искать?

– Любое живое существо. Если найдете способное питаться, думать, ходить и говорить, так это будет великое открытие. Если рассказывать коротко и с массой домыслов, то неизвестные пустили какой-то газ, возможно, через газопроводы. От него, или от чего-то схожего по свойствам, я уснул и очнулся в тюремной камере. Смог выломать дверь и выбраться оттуда. Потом я здорово удивлялся: по замку не бродила больше ничья пара ног, кроме моих. Мозг рисует разные версии, но ни одна из них пока не имеет веских оснований. Ваша задача – отыскать их. Задача не простая, я почти уверен, что это напрасная трата времени. И все же попытайтесь. Надеюсь, вы понимаете, насколько важна и ответственна моя просьба?

– Вот как… – изумленно протянул Ануд. – Конечно, мы постараемся, только нам нужны все ключи.

Я достал из сумки связку и передал ее Ануду. Озорство уже почти взяло над ним верх, а ключи он принял, как великое сокровище.

– Если подходящего не будет, ломайте дверь. И проявите деликатность при обращении с личными вещами, по возможности не обшаривайте их. Возможно, вам удастся проникнуть в чью-то тайну, тогда держите язык за зубами,  в противном случае я придумаю ужасное наказание. Все ясно?

– Да, сэр герцог.

Я запрыгнул в седло.

– Да, вот еще что. В подземелья пусть первым спустятся стражники, которых я вам пришлю. Там заперт онагр. Приступайте немедленно. Надеюсь, к рассвету вы управитесь: тогда возвращайтесь к своим обязанностям и ожидайте меня.

Оставив братьев в мрачном оцепенении, я поскакал прочь из долины, к Северным Воротам. Обернувшись, я увидел, как конюхи о чем-то совещаются.

Обогнув гору, мы с Андрелью выехали на дорогу. Впереди виднелись крепостные сооружения, по соседству с которыми находились казармы. К сожалению, собрать военный отряд для защиты не удалось: его величество разрешил иметь стражу из восьми человек, которые следили за порядком на прилегающей территории крепости. Другое дело, что охранять было не от кого, ближайший город – Нимланда – находился в двадцати – двадцати пяти милях к югу.

Укрепления… В этом месте разворачивались главные события битв с родианцами. Их последний натиск смел преграды, словно песчаные домики, разрушил до основания башни. Полегли легионы, и кровь затопила окрест и въелась на века… Уже все не так. Хлипкие башенки по бокам от жерла пещеры и непрочная кладка укреплений вызвали у меня усмешку. Небольшое ущелье; в сплошных отвесных склонах скал бойницы глядели друг на друга пустыми глазницами. Случись разыграться еще одной такой же битве, обороняющиеся быстро бы потеряли свои позиции. Жалкое напоминание былой мощи не представляло серьезного препятствия.

Меня ждали. Во дворе выстроились четыре молодых воина в полном обмундировании: блестящие округлые панцири, шлем без забрала, легкие поножи. На поясах висят мечи в грубых кожаных ножнах. Суровые лица воинов были мрачны, что придавало им оттенок мужественности и решимости.

– Приветствую хранителей моего покоя! – крикнул я им, подъехав ближе.

Воины отсалютовали; Эдвард, начальник охраны, выступил вперед.

– Герцог Де-Лакот! Мы готовы служить вам, пока вы считаете нас пригодными.

– У меня нет нареканий касательно вашей службы, Эдвард.

– Рады это слышать, сэр. Сэр… У нас есть тревожные новости. Мы собирались доложиться вам или графу Кесту, но вы нас опередили.

– Графу Кесту? Разве он не проезжал здесь сутками ранее?

– Нет, сэр.

– Что за новости, Эдвард?

– Шар-Звезда, сэр. Из наших башенок ее очень хорошо видно, особенно ночью.

– И что?

– Она светилась десять часов кряду. Не очень ярко, но заметно.

Я выругался так, что четверо закаленные подобными выражениями воинов посмотрели на меня как на сумасшедшего.

– Сэр, что бы это ни значило, но у есть еще одна новость… или, вернее, догадка.

– Говорите, Эдвард.

– Имеются некоторые основания полагать, что на нас в ближайшие дни нападут.

– Что еще за основания? Кто же станет нападать на бедную Филанду, она уже не играет ключевой роли в королевстве.

– Однажды граф Кест рассматривал способность наших внутрекрепостных территорий поместить тысячное войско. Он пришел к выводу, что места хватит. Потом он рассчитывал, сколько этой армии идти до Нимланды, сколько – до поместий Астэр и Оларн. В общем, проводил разработку местности.

– Как давно это было?

– Несколькими днями ранее вашего приезда.

Я выругался во второй раз. Теодор с Луизой задумали воистину грандиозное действо, смысл которого пока оставался неясен. Но начало положено, механизм уже крутится. Все ли идет по их плану? И является ли то, что происходит с Шар-Звездой, результатом их интриг?

Я развернул Андрель и постарался разглядеть за деревьями башню замка, но ничего не увидел.

Шар-Звезда снова полыхает ослепительным светом? Что в последний раз происходило в день смерти отца, когда вместе с ним умерла магия и потухли Пути. Возможно, стоит надеяться на ее появление; в этом случае откроются порталы на Землю и Антарес. Филанда снова станет главным узлом связи с Землей, лакомый кусочек, понравившийся неведомому врагу. Проклятье, а ведь это кое-что объясняет! Кони остались в стойлах: похитители просто воспользовались Путями подземелий. И онагр вполне мог прогуляться по ним. Мы совсем, получается, не подготовлены и не предугадали, что вечно отсутствовать магия не может. Из-за опасного преимущества враг способен отобрать у нас Филанду…

– Что нам делать, сэр?

– На данный момент вы должный отправиться в замок и помочь молодым конюхам с поисками. Расспросите Ануда о деталях. Желательно оставить здесь дозорного, и оповестите Южные Ворота, чтобы они сделали так же. Ждите меня через сутки. Теперь я уезжаю.

Мне открыли ворота внутренние; после них в узком искусственном тоннеле опустили мост через ров  маслянистой воды, затягивающей не хуже трясины. Мост выводил к внешним воротам толщиной с ладонь, наглухо перекрывающим тоннель. Они закрывались при помощи трех рей, выскальзывающих из стен, если дозорный повернет рычаг. Снаружи они представляли собой ошипованный монолит без единой видимой щелочки. Над ними высоко поднимался отвесный утес, накренившись природным карнизом над глубоким каньоном.

Мощеная дорога вела прочь от неприступных на первый взгляд стен, виляя меж многочисленных останков крепостей прошлого. Дав трещины от бесконечных таранов и обстрелов катапультами, они были снесены до основания. Всюду вкривь и вкось белели крошившиеся валуны, торчали из земли, точно зубы больной акулы. Самые большие были в человеческий рост. Валялись кое-где пожелтевшие, занесенные песком и поросшие травой дуги, кольца, пластины, трубы и прочие приспособления, из которых составлялись невиданные охранные механизмы. Издали это место наводило страх своей схожестью с кладбищем.

Я ехал с закрытыми глазами, обуреваемый тяжелыми мыслями…

Миновав стершееся в пыль последнее кольцо сооружений, мой конь зашагал на северо-запад, к горизонту, к возвышающимся одиноким холмам, плавно переходящим в крутобокие горы. Далеко справа тонкой нитью блестело озеро, дальний берег которого покрывала густая чаща. Над ней кружили стаи черных птиц, больше похожие на шевелящееся грозовое облако.

Мой мозг целиком заняло предстоящее путешествие. Преодолеть к закату около дюжины миль я не надеялся. Андрель бежала себе в удовольствие по холмистой низине, радуясь нежданной свободе.

Я поглядывал в сторону озера, опасаясь увидеть там остановившееся на ночлег тысячное войско. Но лишь крылатые хищники двигались на фоне темнеющего леса. Местность постепенно менялась. Еще возвышались неровным редутом скалы Филанды, но подернулись дымкой из подножия. Равнина с мягкой зеленой травкой превратилась в волнистый, будто вздыбившийся край, покрытый редкой растительностью с жесткими листьями и крепкими стеблями. Одиноко стояли лиственные всех пород. Их корни, используя отпущенное им пространство, разрослись вширь, прочно удерживая стофутовые стволы. Дул переменчивый теплый ветерок, подгоняя Андрель. Липкая духота не давала ни минуты покоя.

Путешествовать под конец дня, когда прогретый воздух сгущался подобно туману, проникая под любую одежду, заставляя кожу покрываться испариной, было малоприятной идеей. Но я терпел покалывания от намокшей рубашки под жакетом, и ее отвратительное трение о тело. Исключительная ситуация придавала мне решимости, заставляла двигаться вперед.

Когда солнце еще не скрылось, и сумерки не вошли во власть, мы остановились возле ручейка, чтобы дать напиться моей верной спутнице. Мы находились на лесной тропе, по которой чаще ступает звериная нежели людская нога. В непроглядных зарослях смеси из тропической и местной фауны водились такие дивные животные как ягуары или онагры, охотившиеся как друг на друга, так и на первую попавшуюся дичь. Любителей острых ощущений притягивает очередной еще не добытый трофей в виде черепа хищника. Многие из них не возвращались. Будь моя воля, я бы не полез в таящие опасность леса, но хотелось как можно быстрее добраться до поместья.

Съев половину своих запасов, я вернулся в седло.

Сейчас я задавался вопросом, когда впервые заработала Шар-Звезда. На моих глазах  принцесса прошлась по Пути – и ничего. Я слепо поверил Эдварду. Благоразумнее было бы проверить его слова. Какой же я дурак! Впору назначать меня главным шутом в королевстве. С каким расчетом меня посадили в тюрьму и кто? Луиза? Шуточка в ее стиле, надо признать, но это уж как-то слишком грубо. Теодор? Зачем ему? Он слишком мудр для мстителя, и никакого практического смысла. Если предположить, что на сцене, скрытый за ширмой, появился еще один актер, то каким образом он проник в тайны Луизы и Теодора, ведь без них он не мог бы знать о званом вечере.

Относительно личности врага я даже в догадках не терялся. Не хотелось подозревать никого, отчасти потому, что сыщиком я себя не считал. Обязан признать, что трудом умственным не занимался с незапамятных пор.

Странные шумы отвлекли меня от раздумий и привязали мое внимание к густоте зарослей.

* * *

Тропинка, пролегающая вдоль речушки, нырнула в вечерние сумерки. Жара спала, и проснулись в чаще всякие насекомые, вылетев на поиски пищи. Лес охал, гудел множеством голосов, шелестел листьями и скрипел корявыми стволами. Деревья словно теснились друг к другу, переплетаясь, обвивали соседей, следуя правилам какой-то безумной игры на выживание. Кое-где стояли серые игроки, от одиночества сгоревшие на летнем солнцепеке. Их не оплетали длинные толстые лианы, не перекидывались по ним с ветки на ветку; ярко-зеленый пушистый мох остерегался заползать на них, чтобы не засохнуть самому; и эти зачерствелые неудачники спускали с себя кору, скидывали съежившиеся листья, признавая поражение. Но стоит пройти густому, полному надежды, дождю,  как они воспрянут, нарастят возле себя молодняк в помощь и снова войдут в игру. Под их корни вернутся змеи, пророют новые ходы грызуны, а птицы, заметив свысока только-только зародившиеся почки, разведут войну за самые лучшие места в кронах. Углубившись в дикие, непонятные джунгли, путник увидит яростную схватку за жизнь, протекающую то молниеносно, то затягивающуюся во времени. Здесь грациозные кошки с обезьяним искусством прыгают по лианам и ловят разноцветных птиц. Не укроются от них и мелкие грызуны, снующие на самом нижнем этаже. Онагры поджидают на земле ягуаров, дабы разнообразить свой рацион, добавив к нему мясо этих заклятых противников. Много другой живности скрывается в зарослях, невиданной и вполне обычной.

Я отменил короткую остановку, когда подумал о крадущихся по следу хищниках. Андрель заметно волновалась, фыркая на сгустившиеся тени. Она чувствовала кого-то, кто ей не нравился, и я насторожился, нашарив рукоятку рапиры. Мы поднялись по маленькому всхолмью. Над  моей головой раскачивалась петля лианы. Внезапно тропинка уткнулась в плотный комок шипастого кустарника, за которым не было ничего видно. Я несколько раз ходил этой дорогой, не встречая во всем лесу ничего подобного. Кустарник не был обычным. Он шевелил своими колючками в безветренную погоду, а из самой верхушки торчало большое пепельное щупальце, от которого ветвились такие же, но поменьше.

Андрель остановилась как вкопанная, отказывалась идти дальше. Щупальце повернулось к нам, закачавшись на своей ноге. Я вытащил клинок и спрыгнул с лошади. Щупальце приготовилось встретить меня хваткими ветками, придав им форму клещей. Я осторожно подступил на шаг. Оно заволновалось, а щупальце отклонилось назад, как бы замахиваясь. Я отпрыгнул, чтобы не быть в зоне обстрела, если оно хотело чем-то плюнуть. А щупальце вернулось в стоячее положение; если бы у него был разум, то я бы сказал: осознало бесполезность этого действия.

Подойти на расстояние удара – это все, что я мог, но растение выглядит так ядовито, что с него станется заразить меня чем-нибудь. Противоядие еще нужно подобрать, а болеть мне недосуг в такое время.

Рядом не валялось ни одного камня. Я срубил упругую ветку с куста ивы. Сняв с Андрели уздечку, крепко привязал рапиру к концу ветки. Получилось копье с продолговатым лезвием и изогнутым древком, не такое длинное, как хотелось бы.

Щупальце агрессивно задергалось, когда я стал приближаться с копьем. Нас разделяли семь шагов, когда оно отклонилось и бросило в мою сторону сгусток темно-зеленой жидкости. Я увернулся и, прыгнув вперед, уколол растение, отхватив у него самый верхний придаток. Окружающий его кустарник тут же среагировал: уцепился за клинок своими когтями, а щупальце подготовилось ко второму плевку. Я отпрянул назад. Несколько особо хватких лап выдрались с корнем. Пущенный с еще большей силой яд пропал зря.

…Я наблюдал, как бы в замедлении, как щупальце изогнулось, отклонилось по широкой дуге и словно бы сорвалось подобно стреле с тетивы. Молниеносный выпад, и щупальце само себя накололо на рапиру. Заметавшись по лезвию, оно разрезалось на две части, оставив после себя  не то сок, не то кровь зеленого цвета. Придатки разом поникли, а кустарник без «головы» впал в неистовство. Он заплетался в большой клубок, вырывая и ломая самого себя. Буйство сопровождалось хрустом веток; корни стенали от боли.

Сняв с палки рапиру, я почистил ее о траву и надел уздечку на Андрель.

Диковинное растение, самоуничтожившись, опало. Теперь было видно, что оно росло кольцом, окружая нечто, лежащее на траве. Продолговатое, объемное… Человеческое тело. Преодолевая отвращение, я переступил через кусты.

Человек лежал на животе, раскинув руки и ноги. При жизни он обладал крепким телосложением. Когда наступила смерть, я не рискнул бы определить. Ни звери, ни другие падальщики его не трогали, насекомые не налипли. И это в лесу! Труп не разлагался. На нем были надеты брюки в полоску, клетчатый жакет и высокие кожаные сапоги со шпорами и оковкой. Пышные черные волосы с редкой сединой, достающие до плеч.

Рауль Оларн.

Как он сюда попал? Кто его убил? За что? Увы, ответов у меня не было.

Похоронить его я не имел морального права, а бросить его так не мог. Нарубленные мной широкие и длинные листья скрыли тело от внешнего мира. Я всерьез опасался, что без щупальца лесные жители растерзают тело, но уже ничего не поделаешь. Поэтому надо поторопиться.

Я не без труда уговорил Андрель перескочить Рауля. Немного отдохнувшая, она побежала рысцой. Вскоре мы выехали из леса и увидели вдали почти неразличимые огни не спящих окон. Тропинка завернула на восток, затерявшись на пороге непроходимых зарослей. Через полмили мы попали на грунтовый тракт, в котором четко выделялись колеи от рабочих телег. Проехав еще милю, я увидел забор и дремавшую сторожку, символический рубеж владений Астэр. Мы приблизились к сторожке, крохотному домику со шлагбаумом. Спрыгнув на ноги, взяв Андрель под уздцы, я позвонил в висевший над крылечком колокольчик. Он зазвучал так мелодично, так чисто, что я позвонил еще несколько раз, просто чтобы насладиться его трелями. Окно сторожки посветлело, раздалось чье-то ворчание, и дверь передо мной отворилась. На пороге со свечой стоял бородатый человек средних лет, одетый в ночную пижаму. Ледяные отблески от шпаги расчертили пространство между нами.

– Кто это здесь шарится? – спросил он грубым с хрипоткой голосом. – А ну убирайтесь прочь, если не хотите познакомиться со сталью!

– Теперь вот как у вас встречают гостей? – ответил я ему, слегка улыбаясь.

– Неужели это господин Де-Лакот! – воскликнул охранник, поднеся свечу к моему лицу. – Извините, сэр, сразу вас не признал, а теперь вижу: господин Де-Лакот собственной персоной. Вы один, что ли, а господин Астэр с вами?

– Я полагал, что Ферриган уже добрался домой. Разве это не так?

– Не было его, он бы обязательно ко мне заглянул. А у вас, верно, куча всего сказать, да?

– Да. Ну так как, ты меня пропускаешь?

Охранник, нацепив тапочки, убрал замок, сковывающий намертво шлагбаум, и отодвинул его. Я поехал дальше, навстречу плеяде самых ярких звездочек. По всему небу виднелись несколько таких же, и белый диск луны.

Миля-другая оставалась до самого поместья. Я наслаждался чудесным воздухом просторов. Часто мы пересекали журчащие ручейки, окруженные идеальными живыми изгородями. Неровная полоса грязевой дороги превратилась в мощеную камнем и кирпичом, исчезая за горбатым мостиком между двумя рядами круглых колонн. Начался сладко пахнущий сад, а в самом его сердце возвышался роскошный дом с высокими резными окнами, обвитый плющом. По всему периметру стояли статуи мифологических монстров, поддерживающих широкий балкон на втором этаже.

Поднявшись по округлому крыльцу, посреди которого бил фонтан, я постучал мощным чугунным кольцом. Спустя минуту узорчатые двери открылись.

– Я узнаю вас, – сказал дворецкий, впуская меня в светлый холл. – О вашем прибытии будет немедленно доложено леди Ванде Астэр. Господа Астэр пока отсутствуют, поэтому прошу не скучать, наш дом в вашем распоряжении. Леди Ванда с удовольствием составит вам компанию, если вы не очень устали. В противном случае рекомендую принять ванну и отведать нашей кухни. Господа Астэр еще не ужинали, и они будут рады пригласить вас на совместную трапезу. Это вас устраивает?

Я согласился подождать. В своем замке я пропускал общие трапезы, а в другом месте это было бы верхом неуважения, но и не запрещалось. Небольшой инструмент для выражения своего отношения к хозяевам. Дворецкий распорядился подготовить для меня комнату, перенести туда сумку и устроить на ночлег Андрель. Моя рапира, а точнее, драгоценные ножны, если и произвели на него впечатление, то он не подал виду.

Леди Ванда Астэр, младшая и единственная сестра Ферригана, встретила меня на выходе из холла. Они были похожи: тот же прямой нос, разрез карих глаз. Ее волосы, почти до плеч, однако, были светлыми, а лицо округлое, с маленьким подбородком. По характеру она относилась к тому типу людей, которые, осознавая свою красоту, не чурались работы на ферме. Мы с ней почти не были знакомы, и она рассматривала меня с интересом, совершенно без стеснения. Я вспомнил, что она желала о чем-то поговорить со мной.

Она проводила меня в пустую гостиную, где уже был сервирован круглый стол на четыре персоны – в качестве украшения. Он занимал большую часть комнаты. Ванда усадила меня в пышное кресло перед изящным камином. То, что нужно. Отцепив рапиру, и поставив ее у подлокотника, я расслабился, рассматривая богатый интерьер дома Астэр. На камине красовались разноцветные фигурки сражающихся мечников, копейщиков и лучников: как есть, замершая схватка. Десять пар глаз следили за мной с портретов. Седые мужчины и женщины в серебряных с зеленым мантиях выглядели строго, с вызовом бросая взгляды на тех, кто не относился к роду Астэр.

– Не хотите ли чего-нибудь выпить? – вежливо поинтересовалась Ванда. Я ответил, что чай бы не помешал, и она позвонила в колокольчик. Когда с завидной скоростью появился слуга, она отдала распоряжение принести две кружки чая.

– Прошу извинить моих родителей, – сказала она, – что они не смогли встретить вас сами. Они сейчас заняты: прибавление в хозяйстве. За жеребенком и мамой нужен постоянный уход. Отец задумал перестроить конюшню, потому что там стало тесновато. Но они скоро будут, и тогда мы вместе сядем ужинать… Возможно, мне не должно задавать следующий вопрос, но я спрошу. Мой брат, Ферриган, отправился к вам. Почему же вы один приехали в наше гнездышко?

Я подумал, можно ли ей рассказать и что рассказывать. Что у Ферригана появились «неотложные дела»? Боги, этот малый смылся из замка прямо перед инцидентом! Выводы? Никаких, я сижу перед его сестрой, и нельзя запустить в ее душу корни сомнений. Так или иначе, Ванда все равно узнает, и лучше из моих уст, чем из других источников. Проблема в том, что я сам ни в чем не уверен.

– Хороший вопрос, – задумчиво сказал я. – Истолковать его можно по-разному, но ответ не достаточно емкий по информативности… Где находится Ферриган, мне не ведомо. Он скрылся из Филанды, оповестив меня в письме, что куда-то спешит. До нынешнего вечера я считал, что он поехал домой. Собственно, из-за него-то я и здесь. Мне бы пригодилась его помощь. Выходит, я зря старался.

– Ну почему же, – Ванда очаровательно улыбнулась.

Я достал записку Ферригана.

– Вот, что вы об этом думаете?

Она повертела в руке бумажку.

– Со времени исчезновения Рауля Оларн он ничем не занимался, – сообщила Ванда. – Может статься, вы разминулись. Подождем его до завтрашнего вечера? Или вы торопитесь покинуть наши края? Я бы показала вам плантации. – Она засмеялась. – Урожай обещает быть неплохим.

Я покачал головой и ничего не сказал: мои ближайшие планы еще не сформировались.

Принесли чай с фруктами. Дворецкий доложил, что моя комната готова.

– Вы, наверно, хотите переодеться во что-нибудь домашнее, – промолвила Ванда. – Я провожу вас.

Мы поднялись по боковой лестнице на второй этаж. В коридоре горели факелы. Дворецкий пригласил меня ко второй двери и отдал затейливый ключ. Я по привычке опустил в кармашек рубашки и нащупал цепочку. Что еще за цепочка?..

Ванда следила за мной, и при виде медальона, восторженно воскликнула.

– Какой восхитительный амулет! – Она бережно приняла его, что выдало в ней ценителя дорогих украшений. – Чистое золото, грамм пятьдесят! А эту девушку я не знаю. А что, – ее лукавые глаза сверкнули, – вы собираетесь подарить ей амулет?

Я улыбнулся, понимая, что имеет в виду Ванда. Не это ли моя подружка? Сенсация: у герцога Де-Лакот, наконец-то, появилась спутница жизни! Но тут она, конечно, не далека от истины.

– Я нашел медальон случайно в своем замке. Видимо, его потеряли. Владелец этого сокровища, если он еще ходит по земле, затребует его назад, и я его когда-нибудь отыщу.

– Я жду вашей истории, герцог! Не обманите моих ожиданий.

Ванда, изящно взмахнув челкой, удалилась.

Глава 4.

В теплом душе меня настигло озарение. Вот что значит «в самое время»!

Главные козыри врага – знание и скорость. С первым пунктом у него полный порядок. Проведав одним из первых о возвращении магии, он берет инициативу в свои руки и сейчас уже празднует захват Филанды. Ему предположительно не меньше тридцати лет, или же он отлично разбирается в истории. Если он прошел Путями Филанды, то ему известно, куда они ведут. Выходы Путей находятся недалеко от поместий Астэр и Оларн, и это было единственно возможным решением отдаленности поместий друг от друга.

Итак, мне предстояло проверить, действительно ли Пути восстановились. Ничего более мудрого и быть не могло.

Я приметил зеленые штаны и серебряную рубашку, уложенные слугой на роскошной кровати. Наверно, трапеза будет проходить именно в этих цветах, принадлежащих дому Астэр. Я успел привести себя в порядок, мечтая побродить по здешним закоулкам, увидеть что-нибудь из прошлого…

Слуга пригласил меня к столу.

Андретта Астэр была солидной женщиной, не в пример грознее, чем дюжий, просаленный временем морской волк. Она глядела на меня сверху, как глядят зазнавшиеся лорды. Не скрою, что симпатий к ней не испытывал, и при случае избегал встретиться ей. Она не любительница путешествий, и это качество в ней мне очень нравилось. Мы виделись ранее несколько раз; мне накрепко запомнились ее манеры, грубоватые, гордые. Она вызывала невольное уважение, требовала беспрекословного подчинения, невзирая на титулы. Андретта являла собой средоточие правил писаных и не писаных, и следила за их точным исполнением. Железная воля ее зависла над домом Астэр, защищая и охраняя его.

Я сразу почувствовал ее напряжение, когда вошел в гостиную. Она сидела на том кресле, на котором недавно отдыхал я сам, и смотрела в огонь, постукивая худыми пальцами по подлокотнику.

Ее муж сидел за столом, отодвинув посуду, и что-то писал с очками на носу. Он был хмур, но неприязни с его стороны вроде бы не замечалось. Он увидел меня и поднялся, чтобы поприветствовать. Я отметил про себя, что он еще больше облысел, сохранились пепельные волосики на висках. Он был ниже на голову, а рядом с Андреттой казался слишком большим карликом. Однако внешний вид обманчив; граф Астэр обладал огромной силой: моя ладонь до хруста смялась в его ладони. Его дикий пестрый камзол с опрятными складками придавал ему излишнюю тучность.

Он внимательно осматривал меня; сделав какие-то выводы, расцепил рукопожатие. А я стоял неподвижно секунд пятнадцать, и холодный пот страха покатился по спине. Я забыл имя! Не помнил даже ассоциативно, на что оно похоже, длинное или короткое, с какой буквы начинается. Почему так произошло? Ведь его-то я знал куда лучше госпожи Астэр. Мысленно обругав себя, я пришел к заключению, что невеселая полоса жизни началась у меня. Вдобавок я не понимал, почему госпожа Астэр так взъелась.

– Добрый вечер, – поздоровался я с ними.

– Как вам наш особняк? – спросил господин Астэр. Черт! Эта фраза прозвучала безобидно, но отвлеченные темы явно были простой формальностью и никого не интересовали по-настоящему.

– Выглядит одиноко посреди огромных равнин, – молвил я. – В целом же, хороший дом.

Госпожа Астэр, не оборачиваясь, продолжала барабанить пальцами. Господин Астэр позвонил в колокольчик. Несколько слуг в мгновение ока смели декоративную посуду вместе с записями, чернилами и пером, и внесли десятка три разнообразных блюд. Когда стол накрыли, в гостиную вошла Ванда, облаченная в светло-зеленое платье с белыми воротником и манжетами. На указательном пальце сверкал изящный изумруд.

Мы расселись, и слуги разлили в бокалы вино.

– Так оно и есть, – заговорил господин Астэр. – Дом отличный. Вам понравилась ваша комната, или мы недостаточно внимательны к вашим требованиям?

Каких трудов мне стоило фальшиво улыбнуться, не для него, а для госпожи Андретты.

– Нет, что вы, – произнес я. – Вполне доволен предоставленными условиями.

– Да уж, – засмеялась Ванда. – После узкого, не в меру грязного и сырого трюма корабля отдых на мягких перинах обязан показаться блаженством!

– Это именно то, о чем я мечтал во время плавания!

Немного поразмышляв, я добавил:

– Однако небольшое преимущество в нем все-таки было: отпадала необходимость в земных делах.

– Нам стоит приступить к поглощению даров нашего поместья, – заметила Ванда, пропустив мою реплику мимо ушей. – Сытый человек обычно настроен более дружелюбно.

– Верно, – согласился господин Астэр. – После этого мы надеемся выслушать вас, герцог. Уверен, вам есть что рассказать… И не столько о плавании, сколько о чем-то другом.

Он хитро сверкнул глазами, а госпожа Астэр слегка поправила челку, что могло значить только согласие с ним.

Пока я утолял голод, в голове выстраивалась ненадежная цепочка фактов, допущенных к огласке. Аккуратно, избегая ненужных подробностей и причинно-следственных связей, я составлял план рассказа. Луиза бы справилась с этой задачей шутя, Теодор нашел бы способ сменить тему и увести разговор по иному руслу, а Максимилиан просто засыпал бы их шутками. Я же привык в основном слушать, нежели говорить; не относилась к моим качествам и способность мыслить логически. Не раз Максимилиан ловил меня на слове, указывая на малейшую двусмысленность в моих словах. Он ловко жонглирует словами, не всегда вникая в смысл. Порой мне приходилось вытаскивать его из разозленной компании, где он имел несчастье пошутить. Луиза здесь выше его по всем пунктам. Интонация, инверсия слов, междометья, паузы, тон – под ее руководством все работало на достижение той единственной цели, которую сестра ставит себе перед любой беседой. Что касается Теодора, то он, умудренный возрастом, стал скрытен. Желание или нежелание что-то делать преобладает над надобностью; как он захочет, так и будет. Окажись он под пытками, то и тогда, наверно, не выдал бы ни одного секрета из множества накопленных за свою жизнь. Каким-то непостижимым образом он не говорит ничего лишнего, при этом не упуская значимых деталей. В отличие от Луизы, это происходит без всякой предварительной подготовки. Таковы были мастера словесных иллюзий, интриг с дымом и зеркалами.

– Ну что же, – сказала Ванда, откладывая вилку и вытирая пальчики салфеткой. – Поскольку я первая расправилась со своим ужином, то так уж и быть, немного помолчу. Прошу вас, герцог не торопитесь. Ритуал поедания пищи не менее тонок, чем фехтование… А поварское искусство столь же блистательно и изобретательно, как и художник, сработавший для вас такие чудесные ножны и клинок. Вероятно, вы приобрели его недавно? Ферриган говорил, что оружия вы при себе не держите.

– Не совсем так. Рапира эта хранилась в Филанде; с ней я обучался фехтованию, она же послужила мне на соревнованиях. Я счел, что в Дальнем Заморье непозволительно разгуливать по улицам с подобной роскошью, и оставил ее на сохранение Теодору. Потом вернулся за ней… и не только из-за этого.

– А из-за чего? В провинциях вроде нашей нечего бояться разбойников.

– Кое-что все же случается и в провинциях.

– Вы имеете в виду…

– Да, Ванда. Рауль Оларн.

– Продолжайте, – проговорила госпожа Астэр, впервые за весь вечер.

– Недалеко от поместья. Тропа через лес.

Господин Астэр медленно кивнул.

– Сегодня же отправлю слуг в лес. Виолетта Оларн должна быть оповещена в кратчайшие сроки. Чего-то в этом духе я и ожидал. Горестные известия, предугаданные заранее.

– Сэр Ричард. – Андретта говорила медленно, без каких-либо интонаций. – Ваши секреты меня не волнуют, как и ваши намерения. Вы можете оставить при себе и то, что никак нас не касается. Я беспокоюсь только о Ферригане. Как вы, возможно, заметили, он был сам не свой от потери друга. Он чурался всех и каждого. Везде ему чудилось, что его в чем-то обвиняют. Горечь утраты и внутренняя борьба ослабили моего сына. Как истинный аристократ, он старается держаться в бодром духе, но несчастье преследует его по пятам. Я вас ни о чем не прошу. Расскажите только хоть что-нибудь о Ферригане, пусть немного и незначительное – но что-нибудь. Как мать я чувствую, что надвигается страшная буря, ни сколько не похожая на природную. Своим предчувствиям я доверяю.

Внутри меня происходила ожесточенная борьба здравого смысла и, казалось бы, ненужных опасений. Здравый смысл победил. С закрытыми глазами я откинулся на спинку кресла и вернулся в слегка отредактированное прошлое; выбросил все, что касалось одного меня и принцессы, Луизы и Теодора; а рассказал им, как говорил с Ферриганом, как званый обед едва не превратился в фарс, и как я покидал Филанду, срезая дорогу через лес.

В конце повествования Андретта разрыдалась, и господин Астэр, извинившись, увел ее. Ванда выглядела немногим лучше, только подрагивали ее ладони. Слегка бледная и подавленная, она все равно не теряла самообладания. Она мучилась сомнениями и не скрывала этого. Интуитивно я чувствовал, что должен ее успокоить, но не находилось подходящих слов. Я просто взял ее за руку и отвел от стола к камину. Она приняла безмолвное предложение сесть.

– Вы удивительный человек, Ричард, – наконец, произнесла она. – Ваша железная выдержка восхищает меня. Я бы так не смогла…

– Не думаю, что моя выдержка именно железная. Скорее уж, такой взгляд на вещи. Я не воспринимаю всерьез то, что со мной происходит. У меня есть абстрактная уверенность, что пока ничего плохого не предвидится, а логического объяснения ждать уже недолго.

– Вы полагаете, что тому живому кустарнику найдется объяснение? Что-то не верится.

– Может быть… Никогда мне не нравились всякого рода неопределенности. Например, кому верить, а кому доверять, не вполне ясно…

– Верьте мне и доверяйте. Я глубоко чту вас, сэр герцог.

Ванда смущенно опустила взгляд. Очевидно, она ждала моего ответа. После глупой минутной паузы, она поднялась и ушла, пожелав мне спокойной ночи. А я остался сидеть перед камином и с удивлением заметил, что тот затоплен. А когда я приехал, он был безжизнен, что жерло потухшего вулкана. Язычки пламени перескакивали с уголька на уголек, и не было им дела до человеческих взаимоотношений. И они – к счастью для них – не знали, что любая жизнь прогорит и потухнет…

Несколько часов, проведенные в камере, оставили на мне синяки и мелкие порезы. Болела левая рука. Поездка на лошади так же не была безобидной. Навалилась усталость. Мозг отказывался слушаться, являя какие-то совершенно дикие сюрреалистические картинки. В итоге, изрядно промучившись, я уснул только под утро, когда за окном стало светать.

Ничего хорошего мне не снилось. Кошмарами я не страдаю, но как еще можно назвать появление о сне госпожи Астэр в обнимку с покойным Раулем? Потом пала тьма и запахло сыростью. Налетел приступ клаустрофобии, заставив сжаться меня в комочек, однако, я был таким большим, а пространство так и давило на меня отовсюду. Никак не пошевелиться. Еще чуть-чуть… Я увидел свет в конце длинного коридора и побежал к нему, радуясь, что освободился. Ноги послушно несли меня вперед, а свет все не приближался. Я с ужасом понял, что стою на месте, и не сдвинулся ни на шаг. Вдруг огонек взметнулся вверх, осел на башне моего замка и потух. Я оглянулся через плечо: там простиралась огромная холмистая равнина, покрытая белесыми клубами тумана, над которым вставало неестественно тусклое солнце.

Я открыл глаза. Мои покои были залиты золотистым светом. В хрустальных вазах, серебрившихся в его потоках, росли незабудки. Настенные часы, показывали одиннадцать.

Быстро залез в душ, так же быстро выскочил оттуда. Одевшись в свое, спустился в прохладную гостиную. Никого не обнаружив, позвонил в колокольчик. Пришел дворецкий и сообщил, что сейчас мне подадут завтрак.

– И еще, сэр, – сказал он мне, – леди Ванда просила передать вам ее просьбу.

– Какую?

– Она была бы очень рада, если бы вы задержались у нас до ее возвращения. Она приносит свои извинения, что сейчас не с вами.

– Где же она?

– На прогулке. Ей нравится ездить верхом каждое утро.

Мне было жутко жаль терять время. Но я не мог взять и просто уехать.

– Хорошо. Доставим ей немного удовольствия. Где мой завтрак?

– Сию минуту, сэр герцог.

Когда расписные тарелки и кувшин практически опустели, ко мне спустилась Ванда, сегодня совсем другая: в жестком жакете из коричневой кожи, облегающих лосинах; волосы заправлены в пучок, стучат изящные сапожки со шпорами. Она присоединилась ко мне.

– Добрый день, Ричард.

– Разве вы не на прогулке?

– Не хотела вам мешать. Вошла через заднюю дверь. Как спалось?

– Ужасно, – признался я. – Но в целом, выспался, чего быть, вроде бы не должно. А вы?

– А я смотрела на звезды.

Она беззаботно рассмеялась, совершенно сбив меня с толку.

– Спасибо, что не умчались назад, домой, Ричард. Представляю, как вас туда тянет.

– Вы правы. Есть несколько непроверенных вещей.

– О которых вы упрямо молчите.

Я пожал плечами.

– А вы знаете, что собираются грозовые тучи? Часов через пять польет холодный ливень, сопровождающийся сверканием молний и раскатами грома. Вы успеете добраться до Филанды?

– Я надеюсь, – уклончиво ответил я.

Ванда позвонила в колокольчик, сказав:

– Вы позволите вручить вам небольшой подарок от дома Астэр?

Появился слуга; он нес что-то легкое, гладкое. Это были два дождевых безрукавных плаща, носившие местную символику. Ванда расправила один, и стала видна зигзагообразная золотая застежка. Серебристые нити ползли по всему плащу, образуя фантастический узор.

– Накиньте, пожалуйста. Посмотрим, как он вам, к лицу?

Я повиновался. Плащ плавно скользнул по воздуху, повиснув на уровне моих сапог. Я расправил капюшон. Непривычно. Слегка неудобно, цепляется за рукоятку рапиры, но его тяжесть на плечах была весьма приятной.

– Замечательно, – оценила свое творение Ванда. – Как вам?

– Мне нравится. Спасибо.

– Я боялась, что вы его не примете.

– Напрасно. Только вот у меня нет ничего такого, что бы подошло вам как ответный подарок.

– Мне будет достаточно того, что вы разрешите проводить вас. Или это невыполнимо?

Я рассмеялся.

– А вы хитры, Ванда! Мои поздравления! После такого преподношения – разве вправе я отказать вам? Возможно, сегодня утром я совершил некую ошибку, не выехав сразу. Что ж, мне будет приятно немного побыть в вашем обществе.

Она надела второй плащ, и мы рука об руку покинули дом Астэр.

Веснушчатый юнец с копной огненных локонов держал под уздцы Андрель, а рядом бил копытом дивный конь черной масти с шелковой гривой. Уздечка и седло были окаймлены металлической вязью. Ванда легко вскочила на него, почти не замечая ретивости коня, а тот, покружив на месте, с ржанием встал на дыбы и прянул с места в карьер. Я хмыкнул. Деланно медленно я взобрался на Андрель, шепнул ей пару ласковых слов, – она это любит, – и мы поехали вслед за умчавшейся Вандой. Ни к чему мне буйствовать, как она, титул не позволяет.

Обратная дорога вызвала куда больший интерес. Ряд круглых колонн встретился сразу же за поворотом и спуском; каждое изваяние венчалось шаром. Колонны стояли меж двух холмиков, с которых стекали ручейки, сливаясь под дощатым мостиком. Стали видны ухоженные деревья, зеленые заборы и неровные прямоугольники далеких полей. Над ними громоздились тучи, непроглядные, клубящиеся, готовые оросить землю живительной влагой.

В одиночестве доскакал я до сторожки. С ее обитателем беззаботно болтала Ванда, посмеиваясь о чем-то своем. Заметив, что я приближаюсь, она попросила открыть проезд. Андрель поравнялась с ее конем. Несколько минут мы наслаждались прекрасным чистым воздухом.

– Как вы считаете, кто-нибудь забредает в эту глухомань? – Ванда говорила так, будто это было великой загадкой, которая непременно требует разгадки. При этом она многозначительно протягивала ладони к серым тучам, скрывшим более пятой части неба.

– Нет, вряд ли. Тем более вы предсказывали дождь.

– Значит, нас никто не подслушает. Почему бы вам не рассказать об истинных мотивах вашего появления у нас?

Меня пробило молнией изумления. Я что, не способен скрыть то, что хочу? Или она такая прозорливая?

– Вы не допускаете, что мне в самом деле нужен ваш брат?

– Я не глупа, к вашему сведению, герцог. Это папа с мамой убиты горем, чтобы не замечать вашего таинственного вида, прямо-таки излучаемого вами, а я-то вижу: не из-за Ферригана, или не только из-за него. Вы не брали в руки меч, потому что ладони не стерты. И у брата был единственный настоящий друг – Рауль, уж извините за прямоту. Никогда не поверю, что вы бросили Филанду просто так, не взяв с собою даже Максимилиана. Какие версии вы еще предложите?

– Искал женщину на медальоне.

– Отменяется. Почему вы не обратились к тем, кто вас там окружает сейчас? Разве ничуть не странно, что вы потащились на край Вселенной только затем, чтобы совершить благородный акт возвращения утраченной реликвии? Далее. То, что вами выдвинута вторая версия, само по себе доказывает несостоятельность первой. Что-нибудь другое?

– Да, – подумав, сказал я. – Никто не говорил вам, что придираться к словам некрасиво? А устраивать допрос – разве так ведут себя истинные леди?

– Но согласитесь, Ричард, у меня это получается.

– Вы удивительно непосредственны, Ванда.

– Это порок?

– Нет, вероятнее, забавная особенность.

– Значит, вот какого вы мнения обо мне? Я забавная? Всего-то?

– Ванда, дорогая моя, вы и так разбили меня в пух и прах, сжальтесь над бедным герцогом!

– Если только вы сжалитесь надо мной. А куда мы едем? Мы свернули с основной дороги, и впереди я вижу джунгли.

Мы и вправду двигались вдоль изгородей, держа курс через поле в котловине между лесом и поместьем.

– Я решил немного прогуляться. Или просто заблудился. Извините, пожалуйста.

– Как хотите. Мне и так все известно. Наша цель – заброшенный Путь, не так ли?

В который раз эта девушка вводит меня в состояние шока! Я потянулся за флягой: стальной хваткой пережало горло. Родное вино покончило со спазмом, словно вода пробивает русло сквозь песчаный барьер, и дар речи вернулся ко мне.

Сверкнула молния, а солнце постепенно скрылось за облаками. Плавно яркость дня исчезла, уступив место серым краскам и тонам. Горизонт спрятался, укрывшись завесой ливня; он был еще далеко, полукругом охватывая все пространство перед нами. Налетела свежесть грозы.

– Как вы догадались?

– Впервые я заподозрила что-то такое, – заговорила Ванда, – сразу после исчезновения Рауля. Мы были огорчены, а в особенности – Ферриган. Он вел себя как-то неестественно: нервничал, жаловался на плохой сон. Постоянно куда-то отбывал, и однажды я за ним проследила. Под покровом темноты он проскользнул мимо охраны. Собаки его узнали и лай не подняли. Я сделала так же. Мы долго шли; в скупом лунном освещении я видела матовое сверкание оголенного клинка, с которым Ферриган не расстается. Он путал следы, петлял, останавливался и прислушивался. Я сумела остаться незамеченной. К полуночи мы добрались до Пути. Я залегла в удобное местечко и стала наблюдать. Он пробовал пройти через Врата несколько раз, отсчитывая между попытками равные промежутки времени. После неудачи он царапнул заметку в своей книжечке и повернул назад. Почти еженощные вылазки его прервались, когда от Луизы прилетел голубь с приглашением в Филанду. Он звал и меня, но было много работы. А потом появились вы, Ричард. Признаюсь, что после ужина я рассчитывала, сколько нужно времени, чтобы Рауль оказался в нашем лесу. Все сошлось! Сутки, максимум, полтора. Тогда я стала ломать голову, какой вас леший привел ни с того, ни с сего, и тут вы очень мне помогли. Этот кулон, где бы он там не валялся, принадлежал когда-то Раулю. Девушка – это Виолетта Оларн, только юная, вот почему я сразу ее не узнала. Смею предположить, что вы нашли кулон на том конце Пути. Вероятно, убийца Рауля, – голос Ванды дрогнул, сопровождаемый каскадом молний и грома, – побывал там с ним.

– Вам бы преступления раскрывать, – проворчал я.

– Комплимент? Спасибо.

– На здоровье. Однако, не все так гладко. Сомнительные факты подтачивают ваши стройные размышления.

– И какие же?

– Тело Рауля не похоже на прошло… месячный труп. В Филанде я проверял Пути и, верно, нашел медальон. Но они не работали! И самое загадочное: кому выгодна смерть Рауля?

– У меня странная уверенность, что вы скоро это выясните.

Я сделал вид «мне бы вашу уверенность».

Мы пересекли ручей по обросшим мохом и тиной камням. Начался плавный подъем. Я притормозил Андрель. В пятистах футах на поваленном дереве, прогнившем изнутри, сидели двое, лицом к Пути: его выделяла ограда из булыжников и круглая арка. Они нас заметили и важно поднялись. Их черное облачение как нельзя лучше оттенялось пейзажем из туч и дождя, на боку у каждого висело по клинку. Я сказал Ванде, чтобы она не влезала ни при каких обстоятельствах, отдал ей поводья и спрыгнул на землю.

– Эй, ребята, вы отдыхаете на природе? – крикнул я им, на всякий случай открывая под плащом рапиру.

– Ты – Ричард Де-Лакот, – без интонации сказал один.

– Да, я в курсе.

– Мне поручено убить тебя.

Я остановился.

– Кто поручил?

– Не задавай идиотских вопросов. 

– Вы надеетесь справиться со мной?

– Мне не дано выбирать.

– А если я пленю вас и стану пытать, не лучше ли вам сдаться сразу?

– Никакие пытки не развяжут мне язык. Сдаться я не могу, схватка неизбежна.

Почему-то отвечает всегда один, второй молчит, но оба изучают меня холодными, безжизненными взглядами. Чувствуется в них какая-то схожесть, и наряду с этим они разные. Словно бы говорливый – марионетка, а молчаливый – отражение, выпрыгнувшее из зеркала.

– Кто вы?

– Исполняющий приказ.

– Вы сами-то хотите сражаться?

– Мне не дано выбирать.

Я почти взбесился.

– Ну раз так, то посмотрим, на что вы способны!

Они синхронно оголили оружие, я сделал так же, снял плащ и намотал его на левую руку так, чтобы он слегка свисал, но не слетал и не скользил. Не самая лучшая защита против рубящего лезвия, и я поздно понял, что не дам им коснуться плаща, подаренного Вандой. Станет ли он помехой? Посмотрим. Как устрашение он не подействовал: их нисколько не испугали ни мои приготовления, ни вид длинной рапиры, размер которой на порядок превышал размеры мечей. Они тяжелее, центр тяжести смещен в плотную к гарде. Но против рапиры им будет неудобно, разве что парировать мои уколы легче. Чтобы меня достать, они должны подставиться; либо они профессионалы и найдут способ превратить неудобство в благоприятный для них фактор.

Когда-то я заучивал наизусть тактические схемы атак и защит с применением особенностей оружия своего и противника, стилей, а так же арены битвы, и, что более важно – психологии. Побеждает не тот, кто быстрее крутит клинком, а тот, чья воля крепче, выпады точнее, а поведение непредсказуемо. Непредсказуемо – не значит «хаотично». Против одних помогает тактика не стояния на месте, против других – обманные приемы. Третьи, обрадовавшись, что обнаружили некую закономерность у вас, вдруг напарываются на укол совсем из другой позиции. Нельзя спланировать целый бой, даже серию атак всегда приходится подбирать уже во время поединка. Нельзя прицеливаться, предпочтительнее наносить удары навскидку. Победа не достанется и тому, кто отсиживается в защите. Лучшая защита – это нападение первым или контратака вторым, вбивали в мою бедную голову учителя по фехтованию. Надеюсь, не напрасно. Ибо для меня грядущий бой будет экзаменом в глазах Ванды Астэр. И пусть нас ничего не связывает, но она леди, а я отважный герцог, решивший немного размять замшелые кости на старости лет.

Противников двое. Если они окажутся мастерами, мне отсюда не уйти. Сначала они, вероятно, попытаются прощупать меня с двух сторон, что вполне логично. Я не поддамся, и начнется изматывание до первой случайной ошибки, а появление таковой даст старт третьей, самой короткой завершающей фазе. Второй вариант предполагает, что один из них будет ввязывать меня в самый близкий бой, медленный и неудобный для меня, и дарует таким образом некоторую свободу своему напарнику.

Против двух одновременно мне не выстоять. Смещаясь слегка вправо в расчете на то, что им в такой мизансцене помешают их собственные тела, я мысленно разграничивал пространство между нами. На каком шаге я бы остановился, просто пройдясь до них? Лицом к ним или боком? Выходило, что лицом.

Поэтому я совершил безрассудный поступок. Я резко бросился вперед, почти натурально замахнувшись рапирой, словно собираюсь рубить от другого плеча. Абсолютно бредовая идея. Ни чем не замахиваются в самом начале, а уж тем более рапирой. Любой профи уложил бы меня, не прилагая усилий. Я надеялся все-таки, что они марионетки, зомби, куклы, а не наемные убийцы. Говорят, что надежда бессмысленна. Ну и дьявол с ней.

Тот, слева, шагнул мне навстречу, частично перекрывая обзор напарнику. Что и требовалось доказать. Увернувшись от его клинка, яростно отбив другой, приставным шагом с разворотом я зашел им почти за спины. Уже хорошо. Проделка удалась. Теперь выжмем из нее максимальную пользу. Парировать слабый удар, произведенный из неудобного положения, немного отступить, и напасть, когда почти развернувшийся правый еще не выровнял стойку. Сначала в одно предплечье, потом в другое, и он теряет равновесие. И падает с пробитой насквозь грудью, кожаный доспех не спасает.

Живой противник, почти осознавший свою ошибку, был сбит с толку ее результатом, а я не воспользовался задержкой. Я тяжело дышал, запястье онемело: печальные последствия скоростного рывка. А между нами – препятствие в виде тела. Он пятится, держа наготове меч. Моя позиция немного выше, сзади – легкий подъем к Пути. Я смотрю на Ванду. Она стоит на земле, прильнув к гриве своего коня. Она боится за меня, нервы ее предают, и она не может наблюдать за схваткой. А он пятится, и я понимаю его задумку.

– Стой!

Он ухмыляется и бежит к Ванде. Он умеет бегать, мне его не догнать. Три шага, разделявшие нас в начале, словно пропасть. Перепрыгнув труп, я пытаюсь настичь говорливого. Пятисот футов не хватит, я не успею. Мгновения по обыкновению тянутся как резиновые, предоставляя время для того, чтобы я принял правильное решение. И я бросаю рапиру ему в спину. Как копье. Промахиваюсь, гарда слегка цепляет его за ухо, и он злобно смеется, но останавливается. Мы где-то посередине, на невидимой отметке двести пятьдесят футов. Он оценивает расстояние до моего клинка, воткнувшегося в землю, а я успеваю заметить, что Ванда забирается в седло. Она теперь способна убежать, теперь она в безопасности. А я – нет.

– Ты все равно умрешь, – говорит он мне. – Не от меня, значит там, – он указывает на Путь. – Где нет реальности и границ. Еще встретимся, как и всегда бывает, и тогда я отберу у тебя рапиру. Как символ одержанной победы.

Его лицо искажается в спазме, и он бежит к Пути с невозможной скоростью. Только теперь, стоя на месте, я вижу, что так быстро передвигаться человек не может, физически не способен. Говорливый проносится сквозь арку и исчезает внутри нее в снопе радужных всполохов. Через несколько мгновений цветная круговерть утихает, и на Пути уже нет никого. 

С превеликим облегчением я удалился от места схватки, отыскал рапиру и вогнал ее по самую рукоять в землю, чтобы очистить от крови. Потом воткнул в ее другом месте, и так три раза. Для надежности. После процедуры очистки клинок сверкал девственной чистотой без изъянов и коррозии.

Внешность убитого была не менее молчалива, чем он сам, что сейчас, что при жизни. Лицо взрослого мужчины без щетины, будто приплюснутое сверху, как если бы голову смяли на несколько сантиметров. Зубы кривые и желтые. Гадость! Незамысловатый кожаный нагрудник, такие найдутся в любой лавке, а меч и вовсе грубой работы. Я брезгливо отстранился от поверженного. Нигде таких не встречал. Встретил бы – не забыл бы.

Сверкает молния, и тучи наконец бросают вниз несколько крупных капель. От грома закладывает уши. Я спешно укрываюсь капюшоном, как раз вовремя; сверху обрушиваются потоки воды, прохладной, ароматной. Она просачивается под ткань, чавкает под ногами. Трава исчезает под потоками ручьев, стремящихся растечься под склоном. Видимость резко падает; опушка леса утопает за серой преградой, и неясной тенью теперь выглядит Путь. Чуть ниже я различаю три туманных силуэта, иду к ним.

Ванда поглаживала мокрую шерстку животных и ловила капли дождя. Такая погода ей нравилась, но еще не улеглось волнение в ее душе. Дождь она не замечала вовсе; я поправил ей капюшон, надвинул его чуть больше.

– Так вы не рискуете простудиться.

– Каковы наши дальнейшие действия? – спросила она, когда я опустил с лязгом рапиру в ножны. Андрель недовольно фыркнула, и я погладил ее по носу.

– Ваши, леди Ванда – возвращение домой.

– Я об… этих. Кто они? Почему напали?

Я обнял Андрель за шею. Не хотелось делать ничего. Какое-то внутреннее опустошение пригибало меня к мокрой земле, а ливень уже нещадно поливал нас. Плащи спасали, но от ощущения промозглости не избавляли.

– Ты все еще не передумал остаться у нас? Мы ведь убедились, что Путь действует. Что тебе еще нужно?

– Ванда, ты должна вернуться под защиту своих владений.

– А ты пойдешь… туда?

– Да.

– Вслед за ним?

– Наверно. Меня передергивает при мысли, что он ходит по моему замку. И он знает то, чего не ведаю я, а должен.

– Это опасно. Ты, конечно, неплохо сражаешься, но ведь могут быть там и другие. И в подземелье негде размахнуться…

Ерунда какая-то.

– Почему ты в этом так уверена? – настороженно спросил я. – Ты была в подземельях?

Ванда закусила губу.

– Один раз… Ты только-только уплыл в Заморье с Максимилианом. Мы с Ферриганом остановились в Филанде на ночлег. После нескольких часов беседы с Теодором мне стало интересно, на что похож Путь со стороны замка. Я попросила его показать мне подземелье; он сослался на Теодора, которому не придутся по душе наши странствия по замку в темное время суток. Пришлось применить свои методы, чтобы он согласился.

– Я предполагал, что о Путях осведомлены очень немногие, и уж никак не Ферриган. Вы родились позже основных событий.

– Ричард, вы уже взрослый человек, а говорите так, словно у вас только наступило совершеннолетие. Разве то, что вы практически не посещали свой родной дом, значит, что никто туда и не приезжал? Многие видели их. Когда вы были в отъезде, каждый считал своим долгом навестить графа Кест, посидеть с ним у огонька. У него богатый запас красивых, удивительных историй, и граф умеет увлечь слушателя в сладкие грезы; наркотическое опьянение без наркотиков и вредных воздействий.

– Кто, например?

– Долго перечислять. Рауль и Виолетта, мы с Ферриганом, двойняшки Нильсон, ваш племянник Жан. Уоллес… Даже наследный принц Антуанет. Ливия, Мэндок… И то я не всех назвала.

– Так все-таки, какую цель вы преследовали: навестить Теодора, или?..

– Посмотреть и послушать, конечно.  – Ванда стряхнула с себя накопившуюся влагу. – Прикоснуться, так сказать, к истории.

– Зачем? Разве это интересно?

– Ну конечно это интересно! Очень! Всякие там волшебные штучки, чудеса. От вас я не ожидала услышать ничего подобного. Уж кто-кто, а вы-то имеете к этому непосредственное отношение… Или имели…

Я хмыкнул. Для меня вся эта свистопляска кончилась со смертью отца. Я мало что тогда уяснил, но вместе со мной росло чувство отвращения к магии, ко всем толкам вокруг нее. Каким-то образом я осознавал, что будь отец обычным человеком, как все, он остался бы жив. Все время, пока нас с сестрой растила тетя Мэй (мир ее праху), я внимал разговорам о том, какой великий он был человек. Великий… Почему же тогда смерть настигла его так легко? Он не был ранен, не был болен, не многие бы потягались с ним силой и выносливостью. И все же он умер, растратив всего себя во имя победы. Он достоин того, чтобы им гордились. Мы не ведали больше войн, но лишь потому что умерло волшебство. Его возможное возвращение будет отмечено очередными жертвами. Люди этого не понимают, но только не я.

Я отвернулся к Андрели: капли дождя стекали по лицу.

– Ой, простите, я забыла, – испуганно проговорила Ванда, – о вашем отце и войне.

Снова ерунда.

– Я что, думал вслух? – я нахмурился, посмотрел на нее.

– Да… Наверно…

Она выглядела растерянной. Я вздохнул. Пора действовать.

– Нет смысла больше стоять тут и мокнуть. Поезжайте домой.

– А если я скажу, что мое любопытство велико?

– Тогда я отвечу – нет. И не упрашивайте. Как-никак, Филанда принадлежит мне. Присмотрите за Андрелью, хорошо? До встречи.

Брызги от арки летели во все стороны, и я, почти полностью закрывшись, поставил одну ногу на Путь. Ничего. Шлепки капель, тяжело падающих сверху, почти отвесно. Я оглянулся. Там, где стояла Ванда, виднелись три шатающиеся неравномерные кляксы. Страшно! Ты все равно умрешь… Рано ли, поздно ли, смерть настигнет тебя даже в самой глубокой пещере, от нее не спрячешься и не убежишь. Нет сил противиться страху. Что меня ждет там, через несколько шагов от мира? Кинжал в живот, бездонная пропасть? Но и отступать нет смысла, решил проверить, так вперед! Они не повинуются, мои конечности примерзли к грязевой жиже… Я шагнул за арку. Дождь как будто здесь властвовал меньше; или он просто приутих. Я продвинулся дальше. Зашевелились волосы… Медленно, с каждым новым шагом мир расплывался, цвета размазывались, проникая друг в друга. Вместо леса слоилась зеленая полоса, слегка прикрытая теневой завесой дождя, не ощущавшегося на Тропе. Интуитивно бросил взгляд на руки. Я осознавал, что вытянул их перед собой, но увидел лишь неясные мазки. На картину вокруг незадачливый художник пролил воду, и она размазалась. А потом у меня заболели глаза, последнее, что еще не подводило меня. Я уже почти потерял равновесие, покачивался на туманной пустоте вместо ног. Я закрыл глаза, и стало легче. На следующем шаге сильное давление повлекло за собой ноющую и какую-то вибрирующую боль. Я схватился за голову, она сейчас разлетится на кусочки. Из-под ресниц было видно серое, совершенно бесцветное пространство. Темные и светлые тона, неровными разводами. Колени подогнулись, я рухнул вниз. Ударившись о что-то твердое, я перевернулся через плечо, царапнув рапирой пол… Каменный? На груди зажгло, словно за шиворотом раскаленные угли прожигали дыры. Я закричал – но здесь не было воздуха. Я стал задыхаться. Надо ползти, быстрее, пока еще мозг не требует кислород! Ослеп? Но при тебе твои руки и ноги, перебирай ими, упирайся локтями и помогай коленями! В сером веществе появились изъяны: мелкие лоснящиеся точки, расплывающиеся пятна; цвета углублялись, насыщались. Промелькнули несколько линий, определив границы комнаты. Проступает из тумана обвисший плащ. Легкие протестуют, они требуют воздуха. Подтягиваюсь еще. Адская боль в голове; панически захотелось исчезнуть, провалиться в место, где нет невыносимых страданий. Неосуществимая мечта. А значит – вперед! Последнее усилие, и…

Стало легко, краски текли, звуки утихали…

Мне влепили пощечину. Еще одну. Третья вернула меня к реальности. Вверху – потолок, по которому прыгают огненные зайчики. Сырость и холод, пробирающиеся под кожу, неудобно лежать поперек бруса.

– В моем представлении ад выглядел несколько иначе, – прохрипел я. – Придется заново пересматривать свои взгляды на мир…

– Классическая сцена! – со смешком прозвучал знакомый голос.

– Нет, ад тут ни при чем, – отозвался я, усмехнувшись. Сел.

– Ад точно ни при чем, а взгляды на мир пересмотреть придется. Порядок, герцог Де-Лакот? Пришли в себя?

– Норбстон! Какого черта вы здесь делаете?

Глава 5.

– Прошу извинить меня. Моей вины нет. Так сложились обстоятельства.

Я поднялся. Вроде стоять получается. Мы были одни в зале Путей; развесили с десяток коптящих факелов по стенам. Он повел меня из подземелий.

– Какие еще обстоятельства?

– Я не думаю, что это подходящее место для беседы. – Норбстон ждал, пока я расправлю слипшиеся складки накидки. – Как насчет Зала Совещаний и бокала вина?

– Я бы хотел услышать, что здесь творится.

– Теодор обо всем расскажет. Он на верху. Дал мне задание найти вас. Наверно, он удивится, почему я так быстро…

– Как вы определили, где я находился?

– Оставим все вопросы на потом, ладно?

– Только один… Ты хотел пройти Путем?

– А какие тут могут быть варианты?

Что-то не похоже, что Норбстон работает на меня: подчиненные так не отвечают. Я стиснул зубы: он посмел бросить в меня насмешку. Еще поквитаемся. Но не теперь.

– Строить догадки я не собираюсь!

– Теодор расскажет то, что сочтет нужным.

От такой наглости я чуть не врезал ему промеж глаз, но вовремя остановился. Хорош же я буду, если граф Кест увидит своего лакея побитым мною. В конечном счете я виноват сам. Идти и молчать, сохраняя независимый вид; но незваная едкость соскользнула с языка:

– О, граф Кест, как первый человек в Филанде, решил лично доложиться герцогу Де-Лакот.

Буря эмоций читалась у Норбстона на лице. Он не сказал больше ничего.

Разительных перемен в замке не произошло, он так же оставался проницаем всеми ветрами. Тишина, гулкая, давящая не хуже высокочастотного звука, она поселилась в залах и спальнях. Под ее покровом мы поднялись на балкон. Тяжело все-таки не физически, но морально, когда в коридорах темнеет безжизненная пустота, а непроницаемы и световоды закрыты. Только красноватые огоньки свечек пляшут на люстрах. На балконе пахло грозой, и по нему хлестал косой ливень. Череда молний раскалывала небосвод на вытянутые по вертикали многоугольники. Они породили перекатывающийся по окрестностям гром.

Я перескочил через громадную лужу, как бы случайно забрызгав Норбстона. Получилось не очень здорово: тот успел увернуться, и мы, полные враждебности, бок о бок протиснулись в Зал Совещаний. Теодор, окрыленный синим и охваченный оранжевым, никак не отреагировал на наше появление, спокойно потягивая дым из сигары. Возле его стула валялись щипцы для угля – чтобы прикуривать. Было некоторое сходство между камином и одеждами графа: синий камень и языки огня. На камине красовалась отличная треуголка с пером.

Плеснув себе побольше вина из скрытого в серебряной стене бара, я приземлился в кресло недалеко от графа. Норбстону пришелся по душе уголок, где он блаженно разлегся, скрестив ноги. Я пил вино мелкими глоточками. По моим расчетам, сигара Теодора должна закончиться быстрее. Они не вынудят меня начать спрашивать и тем самым унизиться. Не тот случай! Лучше, пока есть время, оценить обстановку.

Управляющий стал другим. Какая там старость! Нет и тени ее, если не брать во внимание седых волос и нескольких морщин. Его глаза вдумчиво разглядывали пламя в камине, видя в нем возможное будущее. Рядом стоял его посох, скорее не как средство опоры, а как талисман. Сам граф словно бы похудел, или это его мантия ниспадала свободно и колыхалась.

У меня оставалось немного вина, когда он забыл о сигаре на минуту-другую. Я поставил бокал на стол и взял его после того, как Теодор возобновил курение. Он усмехнулся, подарив мне мимолетный взгляд, и отправил недокуренную сигару в огонь. Я невозмутимо допивал вино, а он закурил следующую, продемонстрировав изящный портсигар с барельефным гербом: орел несет в когтях полыхающую ветвь, а под ним – ограненный алмаз. Плохо. Тягаться в бессловесном поединке пока не получалось. Последние капли напитка отправились услаждать мой желудок. Чтобы хоть как-то выровнять положение, я извлек медальон, покрутил его. Никакой реакции. И половина сигары.

Треть сигары. Я обнаружил в кармане пепельную труху вместо записки Ферригана. На четверти сигары в Зал Совещаний вошел посторонний, одетый, как слуга.

– Отчет, сэр, – сказал он, обращаясь к Теодору.

Никаких приказов не последовало; управляющий безмолвствовал, не отвлекаясь от созерцания огня. Слуга оставил несколько листов на нашем столике.

– Благодарю, – небрежно бросил я. – Можете идти.

Бровь на лице графа дернулась, Норбстон оживился. Помявшись, слуга рассудил, что мои приказы тоже хоть сколько-нибудь существенны, и ушел восвояси.

В отчете было много чего интересного. Выписки из истории Филанды с датами, отмеченными еще двадцать лет назад. Подсчет расходов на обслуживание крепости, доходы от герцогства, денежный баланс… Список персонала, внушительный! Я даже и не подозревал, что у меня столько подчиненных. Далее… Переписаны данные из приходской книги, за последнее полугодие. Ванда не врала: здесь было около полутора сотен фамилий. Как принадлежащих знати, так и прочих. Затем следуют данные о библиотечных книгах, наиболее часто читаемых в замке. На первом месте, как ни странно, история Гелио. Наконец, последнюю страницу украшали арифметические расчеты. Я отложил документ.

– Я почти слышу, как ты думаешь, – вдруг заговорил граф, выпуская несколько колечек дыма. Ни сколько усталости в голосе – чудеса. Теодор омолодился словно бы. – Представь себе на минутку свое лицо: озадаченное, слегка озлобленное, с хитринкой в уголках глаз. Мой друг, вы никак не научитесь контролировать свои эмоции.

Сохранять спокойствие. Он имеет право на свои мысли, это не запрещено. Оскорблений или чего-то подобного с его стороны еще не было, а отвечать грубостью на критику, притом справедливую ниже моего достоинства.

– Сразу хочу предупредить тебя, Ричард, – продолжал Теодор. – От меня ты узнаешь только то, что я сам пожелаю тебе открыть. Не больше, не меньше. Прошу заметить: безвозмездно.

– О, благодарю вас, граф, – вырвалось у меня, – это так любезно с вашей стороны!

– Я читал немало книг и в некоторых встречал эту фразу. Честно говоря, она изрядно поднадоела. Не окажешь ли честь не выдавать подобных реплик? Или построй их как-нибудь иначе.

– Не давайте мне шансов раскрыть рта, – я усмехнулся. – От них не удержусь я.

Он докуривал сигару, впиваясь в меня мыслями, но не очами.

– Два месяца назад, – именно тогда началась эта история; но ей предшествует другая, не менее важная. Она – в следующий раз. Прежде вспомните: очень давно вы готовились отправиться в очередное путешествие. Я, как всегда, заменял вас здесь. Вы никогда не понимали, почему же граф Кест не возвращается в свои земли, и великодушно позволили мне остаться за главного. Вы даже предложили мне купить Филанду, но что с ней станется, когда я умру?.. У меня нет прямых наследников. Я отказался. Мне хватало должности управляющего, чтобы следить за крепостью. Я ждал, уже не надеясь на благополучный исход кампании. Я уже подумывал бросить это дело; подозреваю, что оно высосало из меня последние соки… Вот что было. Пять лет назад меня посетило… знамение. Прибор, называемый магикомпасом, ожил. Если вы его не видели, это, гм, хрустальный шар с вращающимся внутри трехмерным перекрестьем. Он показывает истинное направление сторон света и свое положение на планете. Он хранился мертвым экспонатом в библиотеке и был просто причудливой безделушкой. Я привычно не обращал на него внимание, и только случай помог мне узреть работоспособность магикомпаса. Служанка примчалась ко мне и завизжала, что в библиотеке завелись жирные уродливые крысы. Они прогрызли дырку под тумбочкой в конце зала. Тумбочка оказалась в полнейшем порядке; но когда я поглядел повыше, то изумился. Магикомпас, лежавший под стеклом тумбы, безудержно вращался. Он успокоился сразу же, как только оказался у меня. Как котенок, почувствовавший тепло хозяина. Я проводил испытания в разных городах; магикомпас исправно определял текущие координаты. Я нанял в Нимланде судно. Мы проплыли до водной границы Гелио и Дальнего Заморья, и магикомпас по неведомым причинам отказывал. Мы вернулись в королевство. Я наблюдал, как семь стрелок магикомпаса сходили с ума. В Филанде он успокоился, из чего я сделал ложный вывод, что прибору нужен замок. Решительно, это не так. Магикомпас жил собственной жизнью, хаотически распределяя свое рабочее время. Никакой закономерности в его причудах выявить не удалось, и я переключился на следующую проблему: еженощные кошмары с туманным содержанием. Они выбили из меня весь заряд авантюризма, который еще оставался после двух десятков с лишним лет бездействия.

Он затянулся.

– Я думал, что отброшу копыта в этом проклятом замке. Не отбросил. С момента моего выздоровления и твоего отплытия стала развиваться новая история.

С начала лета Филанду навострились посещать разные люди, с некоторыми я не знаком и сейчас. Они пытались утешить меня, делали вид, что интересно слушать мои рассказы о войнах с родианцами. Только все это откровенный бред! Они просто поддались слуху, что магия возродилась. Из-за магикомпаса, надо полагать. Меня чуть не разобрали на кусочки, выпытывая любую информацию. Естественно, я забеспокоился, а тут еще украли магикомпас. Одновременно с кражей пропал Рауль. Я было решил, что он и вор – одно и то же лицо, но потом вспомнил, как сам провожал его, Ферригана и Ванду из Филанды. Магикомпас лежал у меня в номере. Тогда стояли невообразимо туманные ночи; может быть, поэтому я не увидел, что слабо светится Шар-Звезда. В дневное время суток заметить свечение еще труднее. Ночи три я бродил по саду, пытаясь разглядеть Шар-Звезду, без толку. Только на последнее утро туман рассеялся. Шар-Звезда вернулась из далекого прошлого, какой она была при живом Лютере. А затем она потухла, разрушив мой покой окончательно. Я дождался-таки, но чего – это следовало еще понять. Я написал письмо Луизе. Вместе мы обдумали ситуацию и сошлись во мнении, что необходимо установить слежку за Шар-Звездой. Мы опробовали Пути, что без магикомпаса являлось безрассудством. Мало ли какие изменения могли с ними произойти. Мы приютили безутешную Виолетту, создав некое прикрытие нашей деятельности. Мы освежили в памяти схему сообщения Путей, приготовили на всякий случай письмо для его величества короля Отавио с полным изложением фактов. Когда пропало и оно, у меня зародились подозрения, для герцогини Де-Лакот совсем не лестные. Вину свою она категорически отрицала. Я почти смирился с ее упрямством, и тут нежданно-негаданно корабль герцога Де-Лакот пришвартовывается в Нимланде. Луиза предлагает созвать близких друзей и родственников на празднество. Расклад того требовал, и я согласился. Она составляла приглашения, в то время как я распоряжался приукрасить Филанду. Луиза щедро рассылала приглашения и при этом хитро улыбалась. Я разгадал ее план: убить в корне мои виды на крепость.

Теодор слегка усмехнулся, выбросил окурок.

– Откуда взялись у нее такие мысли?.. Ты появился одним из последних и не застал сцену нашего с Луизой противостояния. Она обвинила меня в предательстве и самонадеянно заявила, что в моих услугах больше не нуждается. В тот же час случилось странное: похищенный магикомпас  вернулся в библиотеку.

– Она пыталась организовать слежение за Теодором, – вмешался Норбстон, – через нашего человека. Мы кормили ее дезинформацией до последнего вечера.

– Храним королей и жертвуем пешками, – промолвил я.

– Все фигуры еще находятся на доске, – сказал граф Кест. – Более чем подозрительное их поведение и некоторые явления вынудили меня отозвать Норбстона из Филанды. Своевременно. К сожалению, у меня нет целостного представления относительно дальнейших событий.

– Зато есть у меня.

– О, нет, Ричард, – рассмеялся Теодор. – Нет! Система еще сложнее, чем кажется. Ничто не есть такое, каким вы это представляете. Если хочешь, подводная часть айсберга полностью не определяется даже мной. Но ты правильно уловил суть, когда предложил Норбстону работенку. Еще вина?

– Меня больше привлекают сон и уединение.

– Мы тебя не держим. В самом деле, когда тебе еще удастся поспать на кровати…

Меня ведут. Со мной играют. Теодор объяснил кое-что и столько же, если не больше, утаил. Без выгоды для себя он бы не стал ничего делать. Я до сих пор не понимаю, зачем ему это, и к чему он стремится. А он – дьявол! – он ведет себя надменно! А мне нечем ему ответить! Не нужно волноваться. Я ведь не умею контролировать эмоции! Незачем добровольно признаваться в собственном бессилии. Хоть это ясно и так. Я хотел сжать эфес рапиры – и не нашел его. Мои ножны висели пустыми. Норбстон заметил мое замешательство.

– Что-нибудь потеряли, герцог? – ехидно сказал он. – Ваша рапира покоится в апартаментах. Так безопаснее для нас с вами. Соревнования мастеров оружия еще свежи в памяти. Ваше пятое место. Из девяти возможных.

– Жаль, что вы тогда отказались от участия, – проговорил я. – Десятое место осталось пустым.

– Норбстон, друг, – сказал граф Кест через плечо, – я же просил не вмешивать в разговор личное.

– Извини, Теодор. Ты никогда не замечал, что былое приятно вспоминать с шутками?

– С шутками, но не с ехидствами. Любой старик, такой как я, скажет тебе, что былое нужно уважать.

– Уметь смеяться над собой – первое правило шутника.

– Тогда посмейся над собой, Норбстон. Ты же отказался от поединка, столкнувшись с главным претендентом на победу – синьором де Фрунсом.

– Я могу предоставить аргументы в свою защиту!

– Они не убедительны.

Норбстон сверкнул глазами в меня, скрестил руки на груди. На его губах еще играла улыбка уверенного в своей правоте человека; он тут же ее убрал и принял бесстрастный вид. Я плеснул себе вина – чтобы усмирить гнев и раздражение. При других обстоятельствах я с ним рассчитаюсь. А пока – терпеть! Доигрывать роль вопреки гордости…

– Поговорим о чем-нибудь другом, – предложил Теодор. – Не стоит омрачать столь приятную беседу, и постараемся избежать обсуждения тех вопросов, по которым у нас разные мнения. Мы не выясняем отношения, а делимся мыслями. Мне, например, интересно, как идут дела в доме Астэр.

– У них все замечательно, – сказал я, переводя дух. – Если не считать, конечно, шастающих в округе бандитов и пропавшего без вести Ферригана. Последнее вызывает у них сильную тревогу.

– Вот тебе, Ричард, подтверждение того, что в любой сказке одно и то же.  Герой, который пробивается к истине сквозь тлен лжи и обмана. Злодей, как правило, сначала скрывающийся в тени, а под конец выпрыгивающий на сцену, где его благополучно накрывает герой. Есть просто наблюдатели, через них познаются главные герои. Это – правило, обойти его нельзя, но разрешено строить исключения. Ими будут второстепенные персонажи, имеющие некоторую вероятность стать главными. Смотря куда подует ветер, ничего заранее не определишь: велик риск промахнуться.

– Злодей из Ферригана никакой, – осторожно заметил я.

– Утверждать это неправомочно… как и обратное. В том безобразии, что происходит на твоих глазах, все же преобладают исключения.

– Например, я.

– Ты мнишь себя героем.

– Возможно.

– Именно. Каждый из нас убежден в своей правоте, но по-своему. Представь: у тебя появилась идея. Не будешь же ты ее считать с первых мгновений неудачной, не достойной осуществления? Это уже в последствии, разобравшись в тонкостях идеи, ты решишь ее судьбу. Люди думают, что поступают верно, пока не вскроются иные факты, способные перевернуть их представления о своих поступках. Бывает, бесспорно, что фактов не дождешься, что вовсе не отменяет их обязательного наличия.

– Тогда мы все в чем-то не правы.

– Вот именно. Нельзя быть абсолютно правым. Вечное доказательство того, что человек несовершенен, как бы он высоко не взлетел.

– Ну а если он признает свои ошибки, он станет поступать правильно?

– Нет. Потому что их неизмеримо много.

– Какой же тогда смысл признавать ошибки, если итог все равно никуда не годится? И пока человек живет, он всюду неправ. Что же теперь, удавиться?

– Кто сказал, что итог непригоден? Зависит от ситуации. Гм, как бы ни парадоксально звучало, но самый хороший, идеальный человек не существует, что прямо вытекает из невозможности абсолютного. А твой вопрос – для самоубийц. Умирать по собственной воле нельзя. Надо принимать мир таким, какой он есть, и если мучит особое желание, потихоньку изменять его. Не разом. Чем объемнее система, тем больше в ней неизбежных изъянов, тем труднее их переиначить, не задев при этом других составляющих.

Я поднялся, потянулся, философская беседа закончена. Разумный вопрос: чего ради? Два варианта: Теодор сдает умственные позиции или покоряет новые. Вероятнее – второе. Его рассуждения не должны были настроить меня на определенную точку зрения; он просто заговаривает мне зубы, увиливает от заданной темы. Чего он хочет от меня? Унижения? Повиновения? Чем более необразован народ, тем легче им управлять. Но я – не народ! Где Луиза, принцесса Фейлина Мойнли и Ферриган Астэр – вот и все, что меня интересует! Теодор не поднимает тревоги, а следовательно, нет никакой угрозы для них. Почему же, поглоти все тьма, на душе у меня скребут кошки? Да потому, что меня оставили за бортом! Наплевали на мое существование! Я для них не более, чем пешка! Только вот теперь в моих силах показать, что пешки становятся ферзями.

А пока, признаю, что тону в нагромождающихся предположениях, домыслах, догадках. Внутренний голос, как один из двух, которые пытаются ужиться вместе в моем разуме, подсказывает добывать факты и сколачивать из них плот; только так я бы выплыл.

Но гордость, будь она неладна, заговорила моими устами:

– Желаю вам приятно провести остаток вечера. Пользуйтесь мои гостеприимством, весь замок в вашем распоряжении. Слуги по вашему желанию приготовят ужин, а управляющий пусть позаботится о комнатах для вас. Мне же перед сном не терпится помахать рапирой, проверить ее в деле…

– Не достаточно ли одной смерти на сегодня?

– Я покоряюсь своему настроению. Всего доброго.

Я постоял на балконе, ловя редеющий дождь. Теодор выглядел довольным, Норбстон, его лакей, притворялся, что дремлет. Пока я им нужен, опасности не будет. Наплевав на все предосторожности, я просто закрылся у себя и после душа уснул совершенно безмятежно. Сновидения были умиротворенные; фантастические образы неведомых земель и новых созвездий проплывали мимо…

Утром я пробудился свежим и бодрым, как никогда. Синяки, полученные накануне, таинственным образом исчезли. Голова ясная, и разные мысли выстраивались на рассмотрение. Я потянулся к шнурку в стене, чтобы вызвать слугу, но слуг сегодня, увы, не будет, если не случилось чуда. Часы на стеклянном столике замерли: кончился завод. Там же лежала рапира, отполированная до ослепительного сверкания. Световоды исторгали потоки света; я рассудил, что поваляться в постели еще позволительно. Некоторые детали, замеченные во вчерашнем разговоре, требуют спокойного внимания…

Теодор говорил о какой-то системе, Луиза поднимала бокал за Филанду. Магикомпас и Путь, Шар-Звезда и странное тело Рауля. Черт, да проще простого! Они пытаются возродить магию! Неудивительно, что у них возникли разногласия, приведшие к некоторому расколу. Перспектива обладать чем-то необычным, выдающимся, сверхъестественным способна вызвать желание отделаться от конкурентов; иначе никак не объясняется внезапная их неприязнь, которой не было никогда. В таком случае что представляю для них я? Не похоже, что они видят во мне сильного соперника, скорее, вероятного напарника. На что рассчитывает граф, ведь я склонен вести дела с сестрой, и ничуть это не скрываю. Но он заправляет Филандой, он осведомлен лучше каждого из нас, он владеет ситуацией. Луиза же где-то пропадает, а Теодор упивается моей беспомощностью. Как он добился превосходства? После инцидента во время всеобщей трапезы он ускользает от чьего бы то ни было внимания. Запланирован ли был такой шаг, не значимо уже. После сестра проводит со мной разговор с непонятной целью, я попадаю в западню, и на том обрывается всякая их деятельность, связанная со мной. А я мимоходом наблюдаю серию знаков, смысла в которых не больше, чем льда на солнце.

Бросив бесплодные попытки размышлений…

Я покрепче перевязал пояс с рапирой, сунул в карман брюк несколько золотых. Те, что взял с собой в поместье Астэр, лежат в сумке на Андрели. Деньги мне были не нужны, но это сложившаяся за годы путешествий традиция. В ванной я наполнил водой ведерко, добавил в него баночку чернил: получился отличный раствор, чем-то напоминающий нефть. Я приспособил ведро так, чтобы оно опрокинулось на вошедшего. Пусть идут, тогда они узнают, как я люблю делать подарки, мне не свойственные.

Трапезный Зал и кухня. Стр. 

Она выглядела брошенной: пустые кастрюли, сковородки, прочая утварь. Горят свечи. Вилки, ложки – раскиданы в посудомойке. Доски для разделывания мяса в беспорядке валяются на иссеченной трещинами поверхности нескольких смежных столов. Режущие и рубящие инструменты небрежно сброшены в одну из трех раковин. Световоды покрыты слоем гари, образовавшимся от постоянных паров, сопутствующих каждой готовке.

Я прошел вглубь кухни. Длинные столы, каждый предназначен для своего вида ингредиентов. В пустом очаге висит обнаженный вертел.

Что кухня какая-то неправильная, было ясно с самого начала. Найди десять отличий… Я поискал и нашел. Кроме отсутствия поваров имелась и другая странность: кухня была достаточно чистая. Даже посуда в мойке блистала чистотой. Ни на полу, ни где в ином месте я не обнаружил ни единой соринки. Я заглянул в бак под названием «Отходы» – ничего. В матовых шкафчиках – та же картина. Ничего съестного, кроме соли, она лежала в одной из ниш. Изучение других помещений не улучшило мое мнение о кухне. С систематикой работы поваров я не знаком, но чтобы они случайно сумели привести все в порядок перед тем, как убраться из замка, очень маловероятно. Кто-то отдал им приказ законсервировать рабочее место, после чего они дружно покинули его.

Этажом ниже, на продовольственном складе я взял немного вяленого мяса, краюху почти деревянного хлеба, вишневый сок из бочки. Пока хватит. Еще ниже располагался винный погреб, начинающийся с широкой перегородки с высоким порогом. Она необходима для поддержания определенной температуры, чтобы спиртные изделия не испортились и могли храниться длительный срок. Походив между полками, я сгреб пузатую бутыль. Марка вина ни о чем не говорила, но плохого здесь не держали.

Чудно бродить по замку, в котором никого нет. При свете лампы я разглядывал картины, висевшие между рядами книжных стеллажей. Пейзажи, натюрморты, а за широким письменным столом с приставленными к нему двумя стульями висел единственный портрет: немолодой суровый мужчина верхом на коне. За его плечами реял плащ, рука в латной перчатке лежит на гарде меча. В другой – вожжи. Портрет был собственностью отца, добытый неведомо где. Кто этот воин в доспехах, отец не говорил; он завещал ухаживать за портретом, хранить его. Я проверил: пыли не было, как и на книгах, одного из главных достояний человечества.

Потом вывалил еду на стол, разложил с десяток вилок и ложек, отрезал кусок мяса, зажевал. Неплохо, вкус по случаю: такой же резкий и острый. Не расставаясь с вилкой и лампой, я посетил соседнее отделение, более широкое, чем все остальные, и без книг. Посередине в полу чернело круглое отверстие, с жердью для быстрого спуска.  Библиотека занимала два первых этажа, ниже литература научная, здесь – художественная. Чья-то безумная идея соединить их нетрадиционным способом вносила немало веселья в мое детство.

За дырой стояла колонна, доходящая мне до плеч.  Вокруг ее ножки обвились ядовитые змеи. Под стеклянным колпаком было пусто, торчали раздвоенные держатели для магикомпаса. Я повесил лампу на крюк в стене, откинул колпак, дотронулся до правого языка. Он слегка дрогнул. Вроде, механизм работает. Медленно, под звук щелчков, доносившихся из колонны, я повернул левый держатель два раза против часовой стрелки. Потом вдавил до упора оба держателя, и синхронно – против часовой стрелки. Дребезжание пружин.