Абелевы конюшни

Деcятый рассказ из цикла «Эфирный мир».

Предисловие автора

«Эпоха мифов»
01 — Мятежный демон
02 — Стражи Демониона
03 — Цена перемен
04 — Безумие Авиона
05 — Вечная ночь
06 — Восход Сверхновой
07 — Последний шаг перед рассветом
08 — Та, которая странствует

«Эпоха познания»
09 — EE-11-AQ
10 – Абелевы конюшни

Никаких особых надежд на осмотр каюты Грампус не возлагал. Зачем надеяться, если его гипотеза верна с девяносто девяти процентной вероятностью. Он уже поговорил с коллегами, уже изучил все отчеты, и его воображении уже укоренился детальный вид помещения. Осталось последнее: проверить гипотезу экспериментом. Вероятность вероятностью, а когда имеешь дело с реальным миром, нужно опираться на факты, а не догадки.

Перед входной дверью стоял циркулем большой знак. Табличка, венчавшая знак на уровне плеч, гласила: “Каюта Элефаса Фалконери. Помещение под следствием. Не входить”. Предлагалось не входить настолько, что конструкция, распертая на обе свои ноги, была даже привинчена к полу. Перегораживал дорогу знак хорошо, и мимо него никак нельзя было просочиться. Математик с некоторым замешательством задумался, что же ему делать. Он оказался не готов к тому, что ему будут препятствовать гигантские циркули.

– Фиорд, – сказал он вслух, хотя никого рядом не было. – Мне нужна ваша помощь с этим.

Пару секунд спустя болты в ножках знака пришли во вращение. Поскрипывая, они за три оборота приподнялись на пару сантиметров и так замерли.

– Спасибо, Фиорд.

Отодвинув знак и утопив слайд-дверь в косяке, Грампус шагнул внутрь. Световые панели зажглись тотчас, объявив его взору небольшую комнату-гостиную. Определенно, вкус Элефаса Фалконери сформировался под влиянием земного офисного минимализма. Непримечательные кожаные кресла обнимали с двух сторон еще еще более непримечательный столик. Дальнюю стену образовывал компактный кухонный гарнитур, весь вылизанный до блеска и даже, возможно, ни разу не использованный. В прозрачном холодильнике стояли бутылки с напитками, заваленные аккуратными кубиками льда, – но и это выглядело по-бутафорски. Голые стены только усиливали это впечатление, как и общая пластиково-бежевая расцветка с небольшим случайным градиентом. Словом, гостиная была формальностью, а Элефас, очевидно, проводил время в соседней спальне.

Оглядывая спальню, математик припомнил шифро-отчет Дайны о вскрытии каюты. Из него следовало, что стиль жизни этого ученого был подчинен только одному: высокой продуктивности в работе. Сдвинутые буквой π в центре обширный стол-бумеранг, кровать и офисное кресло намекали на идею экономии движения. Вот кровать, вот кресло, и достаточно было пересесть из одного в другое, чтобы сразу оказаться на рабочем месте или на месте отдыха. Не нужно было ходить по комнате, пусть даже если это всего лишь десятка два шагов.

Кресло вращалось и давало доступ ко всей поверхности стола. Можно было дотянутся и до двух секций с ящиками по три. Угловая часть бумеранга была отдана рабочему пространству. Главным экспонатом здесь был ноутбук, сейчас безжизненный и пыльный. Над ним возвышался гибкий настольный светильник, оставленный включенным на период расследования. Ноутбук сзади подпирала стена из книг, все были по физике эфира. Рядом возлежала нетронутая пачка белой бумаги, все еще перетянутая девственной лентой. Ручек или карандашей не наблюдалось, равно и каких-либо черновиков или иных атрибутов письма.

И хотя расстановку мебели можно было объяснить легкой причудой, предметы на левом крыле стола подтверждали маниакальное желание Элефаса Фалконери экономить время. Здесь была организована быстрая кухонька, дизайн которой в стандартных комплектациях офисов не предусматривался. Несмотря на то, что в соседней комнате можно было утолить жажду или голод, а в общих столовых так и вовсе насладиться разнообразными блюдами, Фалконери предпочел иметь под рукой набор полуфабрикатной еды. Хранились брикеты в холодильнике над столешницей, и там же была встроена универсальная камера для готовки. Под столешницей же логично скрывался контейнер для отходов.

Составитель отчета не видел, как подобная экономия на временных спичках могла бы помочь Элефасу Фалконери в его одержимости работой. Не видел этого и Грампус Грисеус, поэтому он и был уверен в правильности своей гипотезы. Он протоптался по мягкому ворсистому ковру назад и вперед, вышел из мебельного окружения, обошел стол с внешней стороны. Ковер здесь выпирал из-под стола на пару шагов. В свете лампы он был глубоко бордового цвета, почти коричневого, который даже местами градиентировал в черный. Было сложно заметить границу между оттенками, если не знать, что искать. Грампус знал. Отвернув большой кусок ковра, он увидел совершенно четкую окружную прогалину в материале пола, которая повторяла более темные участки сверху. Предположительно круглое пятно вмещало, насколько можно было судить, всю мебельную инсталляцию разом.

Грампус посмотрел наверх и увидел ряды диодных ламп. Кажется, их даже никогда не включали, но интересовало его не это. Он оценил радиус пятна и заключил, что высота потолка больше, а это значило, что временной пузырь, а точнее, его верхняя полусфера, хорошо помещалась в комнате. Нижняя полусфера уходила в пол, где, должно быть, вторгалась в породу астероида и там терялась. Можно было бы выяснить, просто попросив Фиорда, но Грампус и так понимал, что свидетельств достаточно. Оставалось, однако, провести последний следственный эксперимент, который, впрочем, мог оказаться опасным.

– Фиорд, – сказал математик. – Мне нужна ваша страховка, прямо здесь.

Он достал из кармана пластиковый параллелепипед, почти равный его футляру из-под очков. Гипотеза состояла в том, что этот прибор, имеющий лишь только один утопленный тумблер, служил Элефасу Фалконери для определенных целей. Грампус обнаружил его случайно, и не обнаружил бы, если бы решил скрасить посвятить несколько вечеров досугу, а не тщательному копанию в данных. Датчики, расставленные по станции, предназначались вовсе не для того, чтобы следить за персоналом, однако они сыграли важную роль в расследовании Грампуса. Вот и сейчас: когда бы господин Фалконери ни садился за стол, в данных происходил странный провал, предваряемый едва различимым, но четким щелчком. Ни гудения холодильника, ни поскрипывания кресла, ни самого Элефаса Фалконери больше не просматривалось.  Некоторое время после все шумы появлялись разом, уже без щелчка. Понимая смысл подобного явления, Грампус проверил еще раз данные в момент смерти Элефаса, когда произошел взрыв на станции Эпсилон-2. И действительно: ровно тот же щелчок предшествовал самому взрыву. Объяснение тайным способностям господина Фалконери было найдено, осталось только найти то, что щелкало. Грампус попросил Фиорда еще раз прочесать космическое пространство вокруг эпицентра, и после продолжительных поисков они нашли это устройство.

Фиорд не заставил себя ждать. Когда он вошел, Грампус как раз прикидывал, где должен был размещаться прибор.  Сама окружность пятна подсказывала, что Элефас Фалконери устанавливал его на полу позади кресла, в геометрическом центре мебельной инсталляции. Там Грампус и разместил прибор, повернув его тумблером кверху.

– Мы не знаем, какой будет эффект, – сказал Фиорд. – Мне не удается понять принцип действия. И прибор побывал в вакууме, это могло его повредить. Я по-прежнему рекомендую проводить испытания в лаборатории.

– Если он взорвется, или еще что-то такое сделает, вы ведь сможете меня защитить?

– Да, с вероятностью девяносто пять процентов. Но не могу того же гарантировать для каюты Элефаса и всей станции.

– Здесь еще остались люди?

– Нет, мы эвакуировали всех. На Альфе-1 и на других станциях остались только дежурные демоны. И, вероятно, Дирус Канис на Гамма-2.

– Тогда включайте.

И Фиорд перещелкнул тумблер. Изменения произошли с запозданием. Стены комнаты начали темнеть, пока не растворились в непроглядной дымке, но вместо них стало хорошо видно границу пузыря, по которой пробегали расплывчатые блики. Пузырь поблескивал в свете лампы, но никаких звуков не издавал. Не было и полного подавления эха, так что Грампус не ощутил никакого дискомфорта, – разве что наблюдать себя на островке посреди космической тьмы в окружении стола и кровати было немного необычно.

– Электромагнитные волны больше не поступают от Альфа-1, – сообщил Фиорд. – Мои сигналы, видимо, тоже поглощаются. Мы в полной изоляции.

– Что-нибудь еще происходит? – спросил математик.

– Да, прибор обновляет воздух и генерирует гравитацию, эквивалентную гравитации на Альфа-1.

– Понятно. Можете выключать.

Комната вернулась с тем же эффектом, и они услышали, как где-то далеко что-то гудит. Вероятно, это были звуки производственных помещений, которые стали различимы на контрасте с недавней тишиной.

– Мы провели в пузыре тридцать четыре целых шесть десятых секунды, – сказал Фиорд. – Но судя по часам станции, прошло только две целых одна десятая секунды.

– Что ж, – сказал Грампус. – Элефас и правда создавал временные пузыри. Очень легко быть первым, если у тебя в запасе в шестнадцать раз больше времени.

Грампус аккуратно сложил прибор в карман жилетки и пригласил Фиорда к выходу. Он был рад, что несколько важных догадок получили доказательства. В день своей смерти Элефас Фалконери делал пробежку по станциям. Он не был эфир-положительным и не мог обнаружить заложенные кем-то временные бомбы. Наиболее вероятно, что сам прибор среагировал на аномалию, а Элефас поддался любопытству. Сначала он не понял, что происходит, почему прибор вдруг ожил, и ученый, не слишком отдавая себе отчет зачем он это делает, перещелкнул тумблер. Случилось самое плохое: временной пузырь прибора и временная бомба оказались несовместимы. Произошла коллизия эффектов, бомба детонировала, а сам Элефас попал в губительную ловушку чрезвычайно ускоренного времени. И либо он перед смертью успел погасить свой пузырь, либо сработал таймер, но так или иначе, прибор был найден уже в выключенном состоянии.

Грампус Грисеус не мог не признать ироничность ситуации, что эксперимент EE-11-AQ оказался куда менее интересным, чем причины и подоплеки, по которым он был заморожен. Грампус мог бы сейчас строить вероятностные модели, решать многопараметрические дифференциальные уравнения, выводить оптимальную стратегию прощупывания местного исчезающе малого эфира. Он умел строить модели и описывать комплексную динамику, но не находил в этой рутиной работе никакого удовлетворения. Напротив, за событиями, в которые он попал, действовали неизвестные механизмы, проявлялись непонятные явления, за ними проглядывались чьи-то туманные мотивы и намерения, и это привлекало его чрезвычайно.

Фиорд первым нарушил молчание, когда они подходили к большому портальному залу. И сцена, и стулья в партере, и периметр безопасности, – все выглядело как и несколько месяцев назад, когда Грампус впервые для себя прибыл на EE-11-AQ.

– Пока вы не отбыли, – заговорил Фиорд, – я хочу вам сообщить. Уже как две недели я наблюдаю волны плотности в эфире. 

– Волны плотности?

– Да. Эти волны длинные и слабые, на уровне шума. Я набирал статистику, чтобы точно знать, что они есть, и сейчас уже почти три сигма.

– Как мы их раньше не заметили?

Они подошли к ограждениям периметра безопасности.

– Длинные волны никогда не наблюдались, хотя и были предсказаны. На EE-11-AQ не наблюдались никакие и никогда. Волны плотности не вписываются в наше представление о мелководном эфире. Скорее всего, они появились недавно.

– Интересно, – сказал математик. – Что вы можете сказать об этих волнах? Каков их источник?

– Теория эфирных волн еще не достроена, поэтому точного ответа я дать не могу. Однако я измерил некоторые характеристики и свел данные с разных станций. Если пеленгация верна, источник находится на станции Гамма-2.

– Гамма-2? – переспросил математик.

– Да, – ответил Фиорд. – Почти наверняка.

– Интересно, – повторил Грампус. – И вы думаете, их как-то вызывает Дирус Канис?

Господин Канис интересовал Грампуса чрезвычайно. После Дайны, он был вторым фигурантом его расследования, и вероятно, виновным в диверсии на станциях, – в равной степени с Дайной. Подлежало не только проследить его личную историю, установить, чем он занимался до пятой экспедиции, и каким образом оказался запрограммированным на диверсию, но и допросить его самого, поискать в нем следы внешнего воздействия. После взрывов на станциях прошло уже несколько месяцев, и было неясно, жив ли Дирус Канис, и доживет ли до момента, когда портальная связь с Гамма-2 будет восстановлена.

– Этого я не могу сказать.

– Но вы продолжите наблюдение?

– Да, конечно. Три сигма недостаточно для полной уверенности.

– Тогда желаю вам пяти сигм.

С этими словами Грампус перешагнул периметр и протянул через него руку. Наверное, это было нарушением техники безопасности, и если запустится процедура перехода, человек рискует потерять конечность. Но Грампус полностью доверял Фиорду и был уверен, что такого не случится.

– Что бы там ни происходило, мы пока не можем туда попасть. Через три местных года я вернусь, и мы посмотрим, что там к чему. Я надеюсь, что вы снова будете моим партнером. Я очень ценю вашу помощь, Фиорд.

Грампус был готов поспорить, что это рукопожатие было настоящим, дружеским. Он отступил вглубь зала, к сидениям, и стал ждать.

Два перехода спустя Грампус вышел на свежий воздух. Циффа встретила его влажным тропическим вечером, вальяжно затопившим тайные дорожки утеса. В плети лиан и листьев пели цикады и голосили лягушки. Декоративные водоемчики, едва заметные в потемках, булькали и переглядывались со звездами. Тусклые, почти не дающие света лампы, сопровождали неровные ступеньки и петляющие дорожки, и только по желтым нитям накаливания можно было понять, куда уводит путь.

Свернув от портального зала направо, под арку из плотного кустарника, Грампус направился в сторону вилл. Дорога предстояла неблизкая, то вверх, по откосу, то вниз, между деревьями и валунами, то через многочисленные балконы со скамейками, с которых можно было наблюдать море и небесные кольца. Грампус провел на Циффе два месяца, изучая детали эксперимента, и часто ходил вот так, один, по огромной территории научного городка, и с каждым следующим маршрутом открывал для себя новые виды. После строгих коридоров и стерильных лабораторий утопающая в природе Циффа отзывалась в нем теплотой и уютом.

Добравшись до своего домика, он поднялся на крыльцо и зажег несильную лампу. На белокаменной скамье он, как и ожидал, увидел свою походную сумку, доставленную сюда персоналом. На столике лежала новенькая, во всех отношениях красивая деревянная шкатулка размером с хорошую энциклопедию. Ореховый цвет шкатулки даже этой тенистой ночью вызывал ощущение вкуса и стиля. Глубокий и переливчатый, он хорошо контрастировал с эмблемой, выполненной в серебре на гладкой поверхности крышки. Грампус уже видел этот узор здесь, на Циффе, но не мог вспомнить, при каких обстоятельствах. Должно быть, эмблема символизировала научное общество, в котором он тоже состоял, по крайней мере так он истолковывал ее геометрические элементы. Эмблема была выполнена в виде обширной окружности, внутри которой что-то происходило. В середине беспорядочно висели шесть кружочков, словно шесть бильярдных шаров на миниатюрном столе, и они как бы защищали седьмой кружочек, находившийся в геометрическом центре эмблемы. Со всех сторон кружочкам угрожали острия равнобедренных треугольников, основания которых попирали окружность и образовывали непрерывный вложенный многоугольник. Завершал это противостояние внешних и внутренних фигур слой волнистых линий между ними, где каждой вершине каждого треугольника соответствовала своя волна, и все они были устремлены к центру. При желании, Грампус мог увидеть в эмблеме и символическое строение атома, и коллапс звезды с переходом ее в черную дыру, и поскольку неопределенности вызывали в нем жуткий зуд, он решил выяснить точное значение эмблемы, когда предоставится такая возможность. Которая должна была представиться совсем скоро, если, конечно, их договоренность с Шии Таном и Дайной еще действует. А сегодня он решил как следует отдохнуть и больше ни о чем не думать. Приведя себя в порядок и слегка подкрепившись, он отправился спать.

Пришлось, однако, подняться пораньше, потому что деревянная шкатулка вибрировала. Открыв ее, он обнаружил белую бумажную карточку, на которой красовались всякие разрешения, а по дней — еще одну шкатулку. Точнее, карманную записную книжку с толстенькими деревянными корочками и переплетом, замыкавшуюся на изящный крючок. Грампус убедился, что все страницы пусты, и что внутри имеется автоматическое перо. Он взял перо и вскрыл им потайной механизм, располагавшийся в передней корочке. Откинулась крышка, и он увидел металлическую пластинку под тонким стеклом. В прозрачной толще стекла ртутного цвета субстанция приняла форму нескольких строчек. Это было сообщение от Шии Тана. Он изменил место встречи и теперь предлагал прийти в офис Лавинии Руперт к десяти часам.

Математик вернул коммуникатор в книжицу и убрал ее во внутренний карман. Теперь он мог чувствовать, что его жилетка наконец сбалансирована, где с каждой стороны лежало по одному ценному предмету. Время еще позволяло, поэтому он взял электросамокат и отправился в столовую.

Грампус прибыл на встречу загодя, но Шии Тан, чернокожий сплюснутый человек с морщинистым носом, уже был на месте. Он стоял возле круглого приземистого фонтана и активно жестикулировал. Говорил он с длиннокосой девушкой, но обращал свои эмоции, похоже, не к ней. Он взмахивал то одной рукой, то другой, чем рисковал уронить желтую папку прямо в воду. У обоих на лицах читалось недовольство, и они раздраженно поглядывали на здание. При виде Грампуса девушка всплеснула руками, посмотрела на него исподлобья и нырнула прочь, в тень зарослей.

– Наших коллег поселили в общежитии и приставили охрану, – пояснил он. – Они это называют “временные процедуры безопасности”, а на самом деле это просто домашний арест.

– А Дайна?

– Она  под настоящим домашним арестом. Вчера меня к ней не пустили. Собственно, мы потому и идем к госпоже Руперт.

Трехпалубный корпус наваливался своими ярусами на склон горы. Он был небольшой: две ученических аудитории, три кабинета, холл, и еще два балкона, соединенные с двориком лестницами – вот и всё, что скрывалось в зарослях тропических деревьев. В этой зоне городка все сооружения подчинялись кривизне ландшафта, и ни один корпус не был похож на другой. Здесь Грампус бывал только раз, и сейчас не мог вспомнить по какой причине.

Они прошли через холл в кабинет позади центральной лестницы. Это помещение не имело окон, но было хорошо освещено роскошными люстрами.

– Господин Тан, господин Грисеус, – госпожа Лавиния Руперт встала с дивана и пригласила их за круглый стол в глубине зала. – Я догадываюсь, почему вы здесь, но не догадываюсь, почему вы не в своих апартаментах. Вы все еще приписаны к экспедиции, а значит, должны следовать нашим распоряжениям. Вот вы, господин Грисеус. Почему вас не было в составе последней группы из ЕЕ-11-AQ?

Вступился Шии Тан:

– Он проводил дополнительные изыскания. С моего и Дайны ведома.

– Вы оба на проверке, – сказала госпожа Руперт. – Пока идет проверка, вся деятельность должна быть прекращена. Ученые и персонал должны находиться на Циффе под надзором. Такое было распоряжение.

– Как вы себе это представляете, Лавиния? – мягко, но недовольно сказал Шии Тан. – У нас более тридцати человек. Вы будете всех держать взаперти? Всех проверять? Это два месяца. Или даже восемь. Ведь вы, конечно же, отправитесь в универс-миры, чтобы наводить справки, а мы останемся здесь.

– Мы проверяем не только вашу экспедицию, мы всех проверяем. Мы же не знаем, что случилось. Уверена, господин Грисеус подтвердит, что если его выводы верны, то кто-то на Циффе тоже может быть, скажем так, инфицирован.

– Но это же, – Шии Тан потряс папкой, – это же… Здесь около сотни человек. И вы собираетесь нас всех? Трясти наши передвижения за последние много лет? Проверять наши контакты, действия?

– О том, какие методы мы будем использовать, я предпочитаю умолчать. Надеюсь, вы меня понимаете.

– Нет, все еще не понимаю, – покачал головой Шии Тан. – Зачем останавливать работу? Даже если ученые сидят под замком, они все еще могут работать.

– Ну посудите сами. Гипотетическая программа, заложенная в господина Каниса, носит явно диверсионный характер. А что если есть другие программы? Более опасные? Которые не только ставят под угрозу жизни, но и вмешиваются в исследования? Мы ничего не знаем о том, с чем столкнулись. Может быть, наши результаты уже скомпрометированы, а вокруг действуют враждебные роботы, которые не хотят, чтобы мы что-то узнали.

Сморщенный нос Шии Тана сморщился еще больше, и заиграли желваки.

– Мне кажется, это абсурд, – забурчал он, растягивая слова. – Что вы думаете, Грампус, это возможно?

– В такой постановке вопроса – маловероятно, – ответил математик. – Программа, управлявшая Канисом и Дайной, была предельно проста. “Начни здесь. Иди прямо. Если будет стена, поверни на девяносто градусов от стены. Через каждые N шагов закладывай бомбу. Повтори M раз”. Этого достаточно, чтобы углубиться в лабиринт и там попетлять. Но порча данных – это уже очень сложная программа, она требует понимания и даже осознания. Совсем другой уровень сложности.

– Спасибо, господин Грисеус, – сказала Лавиния, – это полезные соображения. Я донесу их до совета сегодня.

Шии Тан уже не пытался скрыть раздражение.

– Сегодня внеочередной совет, а я не приглашен, – бросил он. Однако, упрек, звучащий в его речи, ни капли не смутил госпожу Руперт.

– Мне кажется, вы и сами догадываетесь почему, – мягко отозвалась она. – Но ваш отчет и отчет господина Грампуса мы зачитаем и примем во внимание.

– И что в повестке, позвольте узнать?

– Формальности. Утверждение программы расследования. Утверждение состава комиссии. Еще совет рассмотрит мои требования о консервации всех научных работ и введении ограничений на передвижения.

– Я надеюсь, совет отклонит ваши требования, – мрачно пожелал Шии Тан. – Потому что это неразумно. Дайна со мной согласится, а совет к ней прислушается.

– Не думаю, – возразила Лавиния. – Совет пройдет без нее.

– Немыслимо! – воскликнул Шии Тан, так взмахнув руками, что его папка едва не полетела на пол. – Разве совет без нее возможен?

– Ситуация сложная, – согласилась Лавиния, – но госпожа Дайна сама облегчила нам задачу. Не оставила нам выбора.

– Даже если вы поместили ее под охрану, – не отступал Шии Тан, – она могла бы участвовать удаленно, по видеосвязи. Это же Дайна, это всецело ее проект. И вы тоже – часть этого проекта.

Лавиния лишь улыбнулась, а Шии Тан продолжал сокрушаться:

– Как это вообще возможно. Ваше решение больше похоже на… впрочем, ладно. Мне и господину Грисеусу необходимо с ней поговорить.

– Простите, не получится.

– Немыслимо! – На этих словах папка все-таки выскочила у Шии Тана из рук и развалилась под столом. – Вы не можете мне это запретить, у вас нет таких полномочий.

– Вы меня не дослушали, – серьезно сказала госпожа Руперт. – Я не запрещаю. Я бы тоже хотела с ней поговорить. Я бы тоже хотела видеть ее на совете. Просто Дайна сбежала вчера из-под охраны, ее нет на Циффе. Мы приняли решение проводить совет без нее. Последнее, что мы знаем, что ее коммуникатор в Гааларисе, во Дворах. Мы пытались с ней связаться, но она не отвечает. Может быть, она его бросила и уехала.

Повисла пауза. Шии Тан и Лавиния решили проверить, кто кого переглядит. Грампус ее, секретаря ученого совета, особо не знал, но почти поверил, что ей самой эта ситуация не нравилась, отчего ее улыбка выглядела извиняющейся и даже виноватой. Наконец Шии Тан дернул головой и полез под стол за своими бумажками.

– И вы никого не отправили за ней? – спросил Грампус.

– Скоро отправим, – заверила Лавиния.

– Просто они хотят найти ее уже после того, как пройдет совет, – ядовито сообщил Шии Тан, вылезая из-под стола.

Лавиния снова улыбнулась и промолчала. Грампус попробовал зайти с другой стороны:

– Дайна хотела, чтобы я участвовал в расследовании. Я его начал и обнаружил много всего, что, смею предположить, осталось бы незамеченным, если бы на моем месте был кто-то другой.

– Я читала ваш отчет. Я верю, что вы могли бы усилить группу, но как правильно сказал господин Тан, мы отправимся в универс, а там компьютеров нет. И потом, у нас будет уполномоченный демон. Сами понимаете, можно было бы вообще никого не брать кроме него, но с нашей стороны тоже должен быть представитель.

– И это, конечно, вы, Лавиния, – сказал Шии Тан.

– И это, конечно, я, господин Тан.

– Мое расследование еще не завершено, – заметил Грампус.

– Можете об этом не беспокоиться. Вы должны вернуться в свои апартаменты до выяснения всех обстоятельств.

Грампус быстро прикинул свои шансы. Сейчас в его распоряжении были новые сведения, которыми он еще ни с кем не делился. Прибор Фалконери, странные волны с Гамма-2, эфир-положительность Дируса Каниса и вероятное отсутствие таковой у Фалконери, — вот что он хотел обсудить с Дайной и только с ней. Госпожа Руперт не проявляла большого интереса к его вчерашним результатам, и вряд ли вообще об этом беспокоилась. Будет ли с его стороны большим нарушением ничего ей не говорить, подразумевая, что никто его не спрашивает? Может ли он вести свою игру, и какие в ней ставки?

Он склонялся идее попробовать и надеялся, что Шии Тан его поддержит. Он забросил пробный камень:

– С Дайны сняли полномочия руководителя экспедиции. С тех пор никаких решений про мое расследование не было. Значит, статус расследования не изменился. Дело еще открыто.

– Вы хотите козырнуть бюрократией, господин Грисеус? – вкрадчиво поинтересовалась Лавиния.

– Да, именно это я сейчас и делаю.

– Верно, – подхватил Шии Тан. – Я тоже хочу. Ситуация следующая. Пока еще я исполняющий обязанности, а значит, Грампус у меня в подчинении. И пока совет не выпустил никаких приказов, я остаюсь его начальником. Грампус, продолжайте расследование, под мою ответственность. И насколько я понимаю, ограничение свободы – это пока только идея, и еще неизвестно, поддержат ли ее другие.

– Господин Тан, – сказала Лавиния, перестав улыбаться.

– И потом, госпожа Руперт, – перебил Грампус. – Если вы допускаете, что эти программы могут быть более сложными и более тонкими, то откуда вам знать. Что если ваши собственные действия – результат подобной программы. Что если эта программа велит вам всячески мне препятствовать. Вы меня проверяете, – хорошо. Но мы с вами уязвимы в равной степени. Каждый может быть заражен. Я считаю, два независимых расследования нам помогли бы снизить риски. Ведь это разумно?

– Что вы собираетесь делать? – спросил Шии Тан, когда они вдвоем шли до стоянки электросамокатов и велосипедов.

Они оба понимали всю шаткость их положения, и что конфликт с Лавинией Руперт может рано или поздно вырасти во что-то большее, негативно повлиять на их будущее. Но Грампус был уверен в своей правоте, а Шии Тан, казалось, не испытывал никакого волнения по этому поводу.

– У меня есть много вопросов к Дайне. Я должен ехать в Гааларис. Может быть, она еще там. Вы мне выпишите разрешение?

– Выпишу. Я думаю, у нас еще есть несколько часов, пока не состоялся совет. Но что дальше? Если вы ее не найдете?

– Найду я ее или нет, нужно продолжать расследование в универс-мирах. Нужно попасть в Авион, и разузнать там про Фалконери и Каниса. И хорошо бы еще получить их досье из местных архивов. Как и обещала Дайна, когда мы с ней говорили в последний раз.

– С архивами непонятно, – сказал Шии Тан. – Я к ним не допущен, и вообще не уверен, что они существуют в привычном смысле. Постараюсь разузнать. Не обещаю командировать вас в универс-миры. В нашем положении это затруднительно. Сделаю все что в моей власти.

– Я очень признателен, – искренне сказал математик.

– Хорошо. Коммуникатор при вас?

– Да.

– Тогда вы едете в Гаальдор, а я в офис. И удачи.

Гаальдором назывался корпус, к которому Грампус подкатил на электровелосипеде. Дежурный демон, имени которого Грампус не знал, встретил его в холле. Как и полагалось, он был облачен в плащ и глубокий капюшон, так что не было видно даже его лица. Он пропустил его в приемную. На большом настенном экране уже красовался разрешительный мандат, подписанный Шии Таном буквально только что. Математик даже не стал вчитываться в формулировку научного задания и проследовал в экипировочный зал.

Здесь он переоблачился. Теперь он выглядел как гаальский дворянин: шелковая светло-серая рубашка, декорированный бордовый жилет и черные брюки с поясом. Он выбрал еще золотистую накидку из бархата, в которой он обнаружил вполне удобные карманы. К счастью, в них поместились и футляр с очками, и прибор Фалконери, и коммуникатор. Из шкафчика он взял себе мешочек с монетами и фамильными перстнями, а с оружейного стенда снял более всего приглянувшийся кинжал. Наконец, он зацепил на пояс ключ от своих покоев в Зеленых Дворах, – вдруг ему придется там ночевать.

В контрольном шлюзе демон проверил готовность маскировки и зачитал правила. Грампус не слушал. Он проделывал этот трюк уже не в первый раз. Он мог себя считать опытным путешественником, и вполне ориентировался в Гааларисе, столице государства Гааль. В Зеленых Дворах – месту сосредоточения знатных семей и приближенных к короне домов – его знали как барона Грисау, чьи владения находились далеко в северных провинциях. Дворы имели особый административный статус, что делало их городом в городе. Там проходили самые важные политические и светские события, там проживали гости государства, туда с предложениями захаживали лучшие торговцы и ремесленниками. Не всякому простолюдину дозволялось посещать Дворы, но Грампусу вход всегда был открыт.

Произнеся положенные фразы, он наконец был пропущен к порталу. Дверь в соседнее помещение раздвинулась, и он попал в небольшой затененный шлюз. Через мгновение каменная стена перед ним сделала оборот на сто восемьдесят градусов, и он шагнул во вторую такую же комнату, где, однако, пахло уже совсем по-другому. Влажность ушла из воздуха, он стал прохладнее и пыльнее. Шла вторая половина весны, и на большей части государства Гааль природа уже вовсю буйствовала. Гааларис располагался хорошо к югу, в гористой местности, полной рек, озер и лесов. Его умеренный континентальный климат как раз отлично подходил для визита северных гостей.

Вторая стена медленно и беззвучно уехала в сторону, когда Грампус через смотровое отверстие убедился в безлюдности зала. Зал был темноват по вечернему времени. В обширные арочные окна заглядывали макушки лиственных деревьев, на которых играл в пересветки падающий к западу солнечный круг. По центру, между колоннами, стоял роскошный дубовый стол, разлинованный под пять партий Го. Не было ни намека на камни, отсутствовали даже стулья, а поверхность стола покрывал тонкий прах забвения. Владелец этого имения, почтенный маркиз Лавендер, предпочитал тишину и уединение, и редко привечал посетителей. Его небольшая семья жила во Дворах, что ему очень нравилось, потому что он мог спокойно писать свои книги, не будучи тревожим хлопотами и треволнениями.

Не привлекая внимания прислуги, математик спустился к черному входу, откуда вступил в скромный но пышный сад. Далее, спешно обогнав живую изгородь, он оказался на пешеходной улице. В этот усталый час гаальцы уже отправлялись на отдых, отчего в трактирчиках стоял гомон, перемежаемый скрежетом кружек. По мощеным тротуарам сновала детвора, а из соседнего квартала доносились цокание копыт и звон колокольчиков. Государство Гааль провожало еще один безоблачный день, еще один счастливый день, день, которому придет на смену череда новых дней, таких же безоблачных и таких же счастливых.

Миновав пару заведений вверх по склону, Грампус заглянул в почту, где заказал экипаж. Монета почтерьеру понравилась. Он подал знак помощнику слушать внимательнее, затем стал настукивать по одному из металлических каналов, уходящих куда-то в потолок. Прошло несколько минут прежде чем помощник-слухач уловил ответ на обратном канале. Сняв свои огромные уши, он сообщил, что появился свободный экипаж, который скоро прибудет.

Грампус очень радовался изобретательности гаальцев. Металлические звуководные коммуникации оббегали все важные места в городе. В каждом сидел слухач и ждал передачи, а в узлах – так и несколько. Они перестукивали сообщения в нужные каналы, чтобы уже затухающий сигнал мог достичь цели. Многое перепробовали они, прежде чем нашли верную формулу, но ограниченность подобного решения всё же делала его неподходящим для обычных городов.

Вскоре он уже ехал в крытой комфортабельной карете. У него появились свободных полчаса, так что он достал коммуникатор и стал набирать сообщение для Дайны. Ответит она или нет, при ней коммуникатор, или она его просто выбросила, – ни один из этих исходов не мог отменить разумности в попытке с ней связаться. Закончив послание, Грампус прислушался: оказывается, снаружи хлюпало, плескалось и барабанило. Шел дождь, и карета стала понемногу наполняться влагой.

Они въезжали на заставу, когда стемнело настолько, что потребовались масляные лампы и факелы. Извозчик открыл ему дверь, и барон Грсау оказался  на большом каменном крыльце. В тот же миг они услышали барабан капель по крыше: поступь начинающегося дождя застала их в самый расплох.

Барон поправил ножны, проверил свой внешний вид, и сделал приличествующее лицо. Так он прошел под аркой в обширный внутренний коридор, где по обе стороны стояли статуи на постаментах, а в дальнем конце, перед самыми ступенями, дежурили два воина. Они остались безучастны, когда он миновал их. Поднявшись по просторной лестнице, он повернул налево, на красно-золотую дорожку. Здесь стены были украшены барельефами на природную тему, а по центру бил фонтан в мраморной чаше. Зал заканчивался массивными вратами с изображением королевского герба: сияющий грифон с оливковой ветвью в зубах, и уже здесь один из двух охранников потребовал пропуск. Барон показал перстень с таким же грифоном, и охранники, салютуя, распахнули перед ним двери.

– Аа, ваше благородие, барон Грисау! – подскочил к нему немолодой слуга. – Снова к нам, вот и хорошо! Всегда вам рады!

– Спасибо, и простите, запамятовал ваше имя.

– Это ничего, мой лорд, главное, чтобы я вас помнил, а я уж свое дело знаю! Таврий меня зовут. Вам подать карету, или прогуляться пойдете по Дворам? Под дождичек-то мокровато будет!

– Карету мне, Таврий, будьте добры.

– Считайте, уже подана! Может, доложить о вас кому? Сегодня во Дворах много гостей, праздники ведь, дела.

– Если только баронессе Дайнис. Она здесь? Передайте ей мои сердечные приветствия, и намекните, что я весьма заинтересован в личной встрече.

– Всенепременно, мой лорд. Миледи вчера прибыли, примерно в это же время, я лично встречал!

– Вот и хорошо.

Барон Грисау одарил слугу монетой и наказал кучеру везти его в Рубиновый Квартал.

Он стоял перед дверью. Было тихо, если не считать далеких сумбурных голосов, которые проходили через пол, смешивались и искажались до неузнаваемости. Он постучал, – ничего. Ни в одной из четырех спален этого небольшого тупичка он не слышал никакого движения. Он постучал еще. Не получив результата, он вышел в холл. Факелы на двух квадратных колоннах горели весьма живо. Они потрескивали и как бы вторили дождю, что бил в цветастые витражи напротив. Дверь прямо перед ним была приоткрыта. Грампус подошел и осторожно толкнул ее. Взору открылся овальный белокаменный балкон, из которого вырастали такие же белокаменные перилла. Дождь колотил без передышки; с верхнего балкона низвергался небольшой водопад и разбивался вдребезги; деревья, что росли в этом саду, ходили ходуном и трещали в темноте непогоды.

Грампус не желал мокнуть, но случайная находка заставила его накинуть капюшон и переступить порог. В луже на полу бликовала разбитая на кусочки стеклянная сфера. Он поднял осколок побольше и поспешил покинуть дождь.

Стекло казалось основательным. Прозрачное, хорошо отполированное, без всяких изъянов на сферической поверхности. Грампус уже собирался положить осколок на пол, чтобы слуги при обходе собрали этот мусор, как увидел девушку. Она стояла по ту сторону колонны, выказывая только половину себя. Ее правая рука, облаченная в утонченную белую перчатку, слегка поглаживала колонну. В аккуратно уложенных волосах блестела тонкая тиара, а завершало образ платье цвета листьев, декорированное светлой тесьмой. Девушка была юна и красива, и она смотрела на него с выражением большого любопытства и великой осторожности.

Грампус снял капюшон и таки положил осколок подле порога.

– Это я разбила, – сообщила девушка, оставаясь в своем укрытии.

– Понимаю, – произнес он. – Стеклянные шары легко ломаются.

– Только не этот, – сказала она.

Математик не нашел, что ответить, и просто представился:

– Меня зовут Грисау, барон Грисау, к вашим услугам.

– Нет, – сказала девушка. – У вас другое имя.

Неожиданно. Чуть поколебавшись, он признался:

– Вы правы. Мое настоящее имя Грампус, Грампус  Грисеус. Но здесь меня знают как Арно Грисау. Вы тоже с Циффы?

– Я не с Циффы, – ответила она.

Свет факела, падающий на нее сверху, задорно плясал по платью, отражался на полу, играл в ее тиаре. Грампус молчал, пока она его разглядывала. Прошло несколько мгновений.

– Меня зовут Фелис, – наконец сказала она и вышла из-за колонны. – Фелис Фелиди.

Грампус поклонился.

– Рад знакомству, госпожа Фелиди.

– Просто Фелис.

– Тогда и вы зовите меня просто Грампус. Возможно, вы бы могли мне помочь. Я ищу…

– Вы ищите Дайну, – перебила она. – Вы стучались в ее комнату.

– Да, действительно. Ее знают как леди Дайнис, баронессу северных земель. Вы не подскажете, как я могу ее найти?

– Никак. Ее нет.

– Она уехала?

– Никуда она не уезжала. Ее нет.

– Я не понимаю. Что-то случилось?

В этот момент послышались голоса и металлический скрежет. Кто-то поднимался по лестнице, и мог вот-вот войти в холл. Девушка одарила Грампуса непонятным взглядом, и сказала:

– Пойдемте.

Она сняла факел и развернулась в направлении коридора. Грампус, весьма заинтригованный и совершенно сбитый с толку, последовал за ней. Фелис подошла к двери и повернула ручку. Дверь отворилась без ключа, и они вступили в покои Дайны.

Ему один раз довелось проводить Дайну до ее спальни, когда они обсуждали предстоящую работу на EE-11-AQ. Она собиралась утром вернуться на Циффу, а у него в запасе еще было несколько выходных дней. Тогда-то барон Грисау и присмотрел себе апартаменты, в этом же донжоне, но, к сожалению, двумя этажами ниже. Те были из числа грубых, но даже такие считались престижным жильем. Донжон пользовался большой популярностью, потому что был весьма благоустроен, вплоть до канализации и чистой воды. Грампус поминал те дни с интересом, хоть в Гаале и стояла прохладная осень.

Ничто не выдавало здесь присутствия хозяйки. Камин молчал, склад поленьев выглядел нетронутым, толстое шерстяное полотно ровным слоем покрывало кровать, ставни были плотно закрыты, книжный шкаф пустовал, прозрачный графин на столе был сух.

На выступе камина, рядом с черным трезубцем-подсвечником, Грампус увидел книжецу. Коммуникатор. Пока Фелис прикладывала факел к кольцу возле двери, он стал изучать страницы. Дайна вела записи мелким почерком. Он пролистал множество заметок и рисунков, смысл которых разгадать не смог. Он не распознавал языка, и даже отдаленно не мог сказать, на что была похожа странная вязь рукописного текста.

Фелис подошла к нему и протянула горящую лучину над его плечом. Ей пришлось привстать на носочки, чтобы достать фитили подсвечника. Грампус почувствовал приятный цветочный запах и ощутил, как подол касается его колен. Стало светлее. Девушка сделала шаг назад. Лучина погасла, так что она бросила ее в холодные угли. Грампус проводил взглядом лучину, чтобы уголек не попал ему в одежду. Все обошлось.

– Это ее дневник,  – сказала девушка.

– Вы можете прочитать, что в нем написано?

– А вы?

Грампус покачал головой.

– Нет. Но это не только дневник. Он же – средство связи. У меня тоже есть.

Грампус подумал, что у нее появится больше оснований ему доверять, если она убедится, что он давно знаком с Дайной. Он передал ей свой коммуникатор, точно такой же, но с пустыми страницами. Фелис вскарабкалась на постель прямо в туфлях, подтянула ноги под себя и стала наблюдать, что делает Грампус. 

Он высвободил из книжицы коммуникатор Дайны.

– Здесь несколько непрочитанных сообщений, – сказал он. – Мое, я отправил его час назад. И от Лавинии Руперт, вчерашнее. Я зачитаю:

“Дайна, мы обеспокоены вашим бегством. Пожалуйста, будьте благоразумны и вернитесь на Циффу. Я уверена, мы могли бы уладить наши разногласия прежде чем начнется совет”.

– Кто эта Лавиния?

– Лавиния Руперт – ученая, наша коллега. Она секретарь ученого совета, в который входила и Дайна. Мы работали вместе, пока не случилась беда.

– А Циффа? Где это?

– Циффа – наш научный городок. Мы там работаем и живем. Довольно далеко отсюда, через океан.

– Это там где Авион?

– Авион еще дальше. Авион – это другой мир. Даже другое измерение. Можно сказать — измирение. Другое в существенном смысле… По вашему имени я могу сделать вывод, что вы – уроженка Авиона.

– Как и вы.

– Как и я. Я могу вам обо всем рассказать, если хотите. Но позвольте мне сначала дочитать сообщения, это может оказаться важным. Еще одно от Шии Тана, другого нашего коллеги. Читаю:

“Доброго. Последняя группа вернулась на Циффу. Грампус остался там для проведения какого-то следственного эксперимента. Обещал не задерживаться. Я бы хотел с тобой обсудить ситуацию. Скоро буду”.

Грампус немного поразмышлял, а потом заговорил:

– Дайна вернулась на Циффу, и ее сразу же поместили под охрану. Через тридцать два часа по времени EE-11-AQ вернулся и Шии Тан. На Циффе, таким образом, прошло в четыре раза меньше – восемь часов. Где-то в этом же промежутке Дайна сбежала из-под охраны сюда, в Гааларис. Таврий сказал, что она прибыла вчера вечером по местному часовому поясу. На Циффе, с которой разница плюс десять, все еще длился день. Мы с господином Таном не знали, что она сбежала, пока Лавиния не снизошла об этом рассказать.

Разложив факты, он увидел наконец всю линию времени, и заставил себя переориентироваться на часовую зону Гаалариса. Так или иначе, у Дайны были примерно сутки здесь, и если она умышленно потерялась, найти ее никто не сможет.

Фелис крутила в руках коммуникатор и хмурилась.

– Простите, что донимаю вас расспросами. Вы сказали, что Дайны нет. Что вы имели в виду?

– Дайны нет, – повторила Фелис. – Она… ее убили.

Грампус Грисеус вздрогнул. Он не смог поймать взгляда Фелис, а она беспокойно затеребила одеяло.

– Это ужасно. Я не хочу показаться бестактным, но почему вы в этом так уверены?

– А Дикий тоже на Циффе? – вместо ответа спросила Фелис и подняла взор.

– Многих коллег на Циффе я не знаю, – осторожно сказал Грампус, – но почти уверен, что никогда не слышал подобного имени. Этот Дикий, он как-то связан с Дайной?

Несколько помедлив, она ответила:

– Он ее убил. Он пришел за ней, потому что она сделала что-то плохое. Он ее забрал и убил. Я все видела. Дикий забрал ее, когда она стояла на балконе. Он столкнул ее с балкона и прыгнул сам. Но они не разбились, я знаю, он ее забрал туда, откуда пришел. И там убил.

– Я… Очень печально это слышать. Полагаю, вы были близки?

Она хотела что-то ответить, но в этот момент книжка, лежавшая подле нее, громко завибрировала. От неожиданности девушка дернула рукой и отправила книжку на пол.

– Что это?! – воскликнула Фелис.

– Не пугайтесь. Коммуникатор просит меня, чтобы я обратил на него внимание. Давайте посмотрим, что там.

Он присел за стол, отчасти и потому, что тирада Фелис окончательно сбила его с ног. Девушка верила в то, что говорила, ее чувства ощущались подлинными. Однако он допускал, что она – ненадежный рассказчик, который не обманывает, но обманывается сам. История об убийстве Дайны ничем не подтверждена, и пусть пока останется под сомнением. Добавим сюда весомый факт, что Дайна владела знаниями и способностями, природу которых он еще только постигал. Он всегда представлял ее физически неуязвимой, хотя и эмоциональной, и воспринимал ее примерно так же, как воспринимал демонов. Вопрос, являлась ли Дайна человеком, оставался открытым, и потому математик с трудом увязывал образ Дайны с такой человеческой категорией как “убийство».

Он совсем не удивился свеженькому письму от госпожи Руперт.

“Господин Грисеус, совет постановил, чтобы все ученые прибыли в расположение Циффы. Других ограничений нет, но будет усилено наблюдение. Вас это тоже касается. Пожалуйста, оставайтесь на месте и дождитесь группу сопровождения. Если Дайна рядом, вы нам очень поможете, если убедите ее поступить так же.”

Далее он прочитал новое сообщение с коммуникатора Дайны. Разумеется, от Лавинии.

“Дайна, спешу сообщить, что совет закончен. Принимая во внимание твой особый статус, никаких ограничительных мер в твой адрес не установлено. Все же я лично бы попросила тебя прибыть на Циффу, чтобы минимизировать риск заложенной в тебя программы. Кроме того, мы ожидаем, что скоро к нам присоединится уполномоченный демон, способный подтвердить или опровергнуть существование этого явления. Ты сейчас единственный вероятный носитель, доступный для изучения. Это в наших общих интересах. Надеюсь на твое благоразумие”.

– Все очень усложнилось, – вздохнул Грампус.

– Они идут, – вдруг сказала Фелис и спрыгнула с постели.

– Они?

– За вами. Они подходят к башне!

– Группа сопровождения?

Фелис в спешке потушила свечи и вытащила факел из кольца.

– Лучше уйдем отсюда! – позвала она.

Грампус отказался от мысли выглянуть из окна, потому что Фелис была недовольна его промедлением. Ему чудилось в ней что-то глубокое, какая-то неклассифицированная уверенность, которая никак не сочеталась с ее возрастом. Он бы дал ей шестнадцать-семнадцать, но чувствовал, что очень ошибается, – хотя и не понимал, в какую сторону. Он счел за правило вести себя осторожно, как и подобает благородному господину, потому что эта странная девушка хранила так нужные ему ответы.

– Хорошо, пойдемте.

– А книжки? – спросила Фелис, когда увидела, что он оставил коммуникаторы на столе.

– Я полагаю, коммуникаторы можно запеленговать. С ними нас легко выследят. Придется оставить.

– Нет, возьмите.

Держа факел в левой руке, она сгребла коммуникаторы правой и сунула ему. Пришлось подчиниться; Фелис несла факел, а он следовал за ней, распихивая книжки по карманам.

Со стороны лестницы раздались голоса нескольких человек, и холл наполнился эхом. Путь вниз теперь был отрезан, путь вверх выводил на смотровую площадку, а еще одна дверь в этом холле прикрывала подсобные помещения и санузел. Со всей отчетливостью математик представил себе, как они с Фелис прячутся в местном туалете, пока их конвоиры обыскивают башню. Ему сразу же стало неловко. На такое он пойти никак не мог, да и не помогло бы.

Фелис, однако, повлекла его назад в тупик. Там они привстали к стене, зажатые с двух сторон спальнями, покорно ожидающие конвоя. Факел потрескивал в ее руке. Он хорошо их освещал, выхватывал из полумрака ручки дверей, отчетливо прорисовывал каменные перекрытия, наполнял коридорчик дымом. Словом, бесстыдно их выдавал.

Появилась госпожа Руперт в сопровождении двух мужчин. Они остались в холле, пока Лавиния, изучая коридор, проследовала к покоям Дайны. Она стояла буквально в трех шагах, вся такая нарядная в своем роскошном золотом платье, и почему-то мешкала.

– Дайна, это Лавиния! – сказала она и постучалась. – Ты у себя? Я войду?

Не получив ответа, она толкнула незапертую дверь, слегка удивилась, а затем вступила в полутемную комнату. Немного там пошарив, она вышла, нахмуренная и озадаченная.

– Коммуникаторы пропали из видимости, – сообщил мужчина.

– Оба?

– Да, оба.

Лавиния покачала головой.

– Ну раз так…

Она повела их прочь. Конвоиры спустились на пару ярусов, и математик предположил, что они теперь стучатся в его собственную дверь. Даже если сломают замок, ничего кроме пыльной паутины они там не обнаружат.

– Сама Лавиния Руперт, – сказал Грампус. – Кажется, у нее серьезные проблемы со зрением.

Фелис одарила его укоризненным взглядом.

– Я устала, – проговорила она.

Он тут же осадил свою мимолетную легкомысленность. Девушка пережила многое, возможно даже – смерть близкого человека, и у нее еще нашлись силы что-то сделать с восприятием Лавинии.

– Как я могу вам помочь?

– Мне нужно поспать.

– У Дайны?

– Нет, не здесь, не в башне. Ваши коллеги слишком близко.

– Может быть, тогда в гостинице при Дворах? На карете мы приедем туда уже через десять минут. Я сниму вам номер, вы поспите сколько вам нужно.

– А вы?

– Погуляю, подумаю. Я из другого часового пояса, мой сон еще нескоро.

– А вы не уедете в Циффу?

– Ночью я бы не стал никуда выезжать из Дворов. Но есть и другая причина. Должен признаться, Фелис, у меня к вам очень много вопросов. Нам есть что рассказать друг другу. Я очень надеюсь на эту возможность. Поэтому нет, не уеду, с вашего позволения.

Она притулила факел к колонне. Подумав немного, она произнесла:

– Сначала мне нужно зайти домой.

Дождь, ничуть не истощенный часовым марафоном, силился омыть постояльцев, пирующих на многочисленных крытых террасах, где пахло травой и хвойными деревьями. Факелы не могли разогнать туманную полутьму, но их россыпь придавала садам утонченность и уют. Над булыжными дорожками протянули пологи, с которых низвергались потоки воды. Слуги носили еду и вино, из самой крупной беседки доносилась струнная и клавишная музыка. Гости ели, танцевали, общались, словом, праздновали и развлекались. Ничего не стоило обойти людные места по боковым проходам, и таким образом избежать излишнего внимания, но Фелис провела их через самые населенные беседки.

Они оказались в соседнем донжоне, и после продолжительного петляния по его подземным этажам, они попали в обширный дом замкового типа. Ковры и гобелены, картины и барельефы, богатая мебель и роскошные убранства интерьеров, – Грампус понял, что Фелис живет в Алмазном Гроте, то есть, в самом дорогом и богатом квартале Дворов.

С легким замешательством Грампус проводил Фелис к ее квартире. Оказалось, что порог завален цветами: в корзинках и без, в бумажных упаковках, горшочках и просто на полу. Растений было так много, что девушка расталкивала их ногами, прежде чем удалось пробраться к двери. Она отперла ключом, и они вошли.

Комната выглядела значительно просторнее, чем башенные покои. Очень тусклый свет рдящих углей в камине был недостаточен, чтобы разглядеть детали, но очертания пары шкафов, сундуков и огромной кровати угадывались хорошо. Белел утонченный балдахин, а многочисленными подушками и одеялами можно было бы застелить весь пол.

Фелис выглядела очень уставшей. Она скинула туфельки и вскарабкалась на кровать. С легким шуршанием платья она погрузилась в подушки, две из которых упали вниз, но девушка не обратила на них внимания. Она стянула тиару, пробормотала еще “Не уходите никуда, ладно?”, прежде чем провалилась в мирный и спокойный сон.

Не в первый раз чувствуя неловкость, Грампус еще раз огляделся. Перед камином стояло бездонное кресло-качалка, покрытое шерстяным пледом. Плед выглядел очень мягким и бесконечно большим. Не видя других перспектив, математик приставил к креслу корзинку с фруктами. Затем он опорожнил карманы пиджака. Он достал прибор Фалконери, свой футляр, книжки. Без всяких промедлений он вытряхнул из футляра очки, складную логарифмическую линейку и карандаш. Вместо них он вложил в футляр стеклянные пластинки коммуникаторов, но они были великоваты и слегка торчали наружу. Оставалось только надеяться, что эта нехитрая изоляция все-таки предотвратит пеленгацию коммуникаторов. Наконец он снял жилет, разулся и опустился в кресло.

Ночь надвигалась словно айсберг под звездами. Грампус Грисеус кутался в плед и смотрел во тьму. В этой славной тишине он всецело отдался мыслям, что любил делать больше всего.

17.06.2023